Александр Торик - Флавиан. Армагеддон

— Ещё как отходил! — я повернулся к падре-проводнику: — Скажите, а христиане какой конфессии приходят сюда служить литургию в исторических древнеримских одеждах?

— Где вы видели христиан в древнеримских одеждах, служащих литургию? — неожиданно взволнованным голосом спросил меня наш провожатый. Глаза его заблестели.

— Вон там, внизу! — махнул я рукой в сторону, откуда пришёл. — Тут рядом, хотите покажу?

— Покажите, скорее! — ещё более взволнованно сказал падре Стефано.

— Пойдёмте! — пожал плечами я. — Я думаю, вы это место лучше меня знаете!

Завернув за угол, откуда я поднимался по лестнице, мы уткнулись в тупик. Тут уже взволновался я сам.

— Подождите! Это точно было здесь, небольшая арка и ступени, ведущие вниз! Я не мог ошибиться, тут всего два десятка шагов! — я недоуменно огляделся. — Падре Стефано! Я же там был, там была литургия, я молился там с ними, вы верите мне?

— Верю! — с глубокой печалью вздохнул старый католический священник. — Вы шестой человек, от кого я слышу такое сообщение! Я потому и пришёл сюда работать гидом, что надеюсь когда-нибудь и сам сподобиться подобной встречи!

— Встречи с кем? Кто эти христиане? — продолжал вопрошать его я. — Кто ещё видел их, кроме меня?

— Я думаю, что это те первые римские христиане, которые жили и молились здесь во времена апостолов и их преемников, первых епископов Рима! — ответил падре, снова вздохнув.

— Господи! — вздохнул уже я. — Да разве такое возможно?

— У Бога всё возможно… — задумчиво протянул Флавиан.

— Это в нашей мирской земной жизни мы обитаем в пространстве и времени, Алексей, — поднял на меня свои грустные умные глаза падре Стефано. — А в Вечности, за границей материального мира, времени нет. Там и прошлое, и настоящее, и будущее соединены воедино. А граница между миром земным и вечным порой гораздо тоньше, чем мы можем себе представить. Собственно, вы в этом сами сейчас убедились…

— Ничего себе! — задохнулся я, пытаясь осознать всё услышанное от старого падре. — Но почему это было со мной?

— Бог знает, Ему виднее! — ответил Флавиан. — Расскажи-ка подробно всё, что с тобой произошло!

Я рассказал. Подробно. И про женщину, звавшую меня причаститься. И про мальчика, которому я дал самолётный леденец. Слушая меня, падре Стефано только грустно кивал головой, от волнения перекладывая из руки в руку выключенный магнитофон с аудиогидом.

— Да! Всё именно так, до деталей! — со вздохом произнёс он. — Те пятеро рассказывали всё в точности так же!

— А кто они, эти пятеро? Священники, монахи, католики, православные? — продолжал спрашивать я.

— Все они были мирянами. Двое из них — дети восьми и тринадцати лет, одна пенсионерка из Германии, одна римлянка — инвалид с искривлённым позвоночником. От неё, кстати, я в первый раз и услышал о подобной встрече в катакомбах, когда ещё был простым приходским священником в Риме, — ответил падре Стефано. — И ещё негр из Африки, некрещёный, большой и наивный как ребёнок. Кстати, он и оба ребёнка причастились на тех литургиях, свидетелями и участниками которых они стали!

— Некрещёный негр из Африки причастился? — поразился я.

— Он крестился уже после этого, я его окрестил, — кивнул наш проводник. — Здесь много лежит людей, не успевших креститься до мученической кончины, — падре обвёл глазами окружающее пространство катакомб. — Крестившихся кровью, как принято говорить.

У вас, в России, ведь тоже бывает, когда на большие праздники в массе причастников оказываются случайные и даже некрещёные люди?

— Бывает! — подтвердил Флавиан. — В больших городских приходах, где нет постоянной общины или она растворяется в массе невоцерковлённых толком «захожан», бывает!

— Вот видите! — продолжил падре. — Господь же не отвергает их, но промыслительно допускает подойти к Святой Чаше! Того негра, в крещении Петра — я дал ему имя в честь нашего Первоверховного апостола, Он тоже допустил! Теперь этот Петр — священник в Африке, в Кении, он присоединился к православному Александрийскому Патриархату…

— Почему же он не стал католиком, раз Вы его крестили в католической церкви? — не смог удержаться я от вопроса.

— Богу виднее! — пожал плечами падре. — Меня это не обижает, он верно служит Христу, а это главное! Мы с ним переписываемся иногда.

— Да! — вдруг вспомнил я. — Мальчик, который меня провожал, дал мне вот это в благодарность за мою конфетку!

Я вытащил из кармана тот керамический черепок и поднёс его к свету. Мы втроём уставились на него.