Юрий Ситников - Если у вас нет собаки…

— Молодой человек, не морочьте мне голову вашими собаками. Я врач, а не собачница.

— Прикажете оставить ее здесь?

— Господи! Делайте с ней что хотите.

Неожиданно в разговор вмешалась Катя.

— Вы можете поехать за нами, — торопливо проговорила она чистым, звонким голоском. — Личность больного установят, найдутся родственники, им собаку отдадите.

Миха толкнул Илью в бок:

— Илюх, неудачный вариант. Я не поеду в больницу. И где вообще гарантия, что у него есть родственники? Подумай, сколько времени займет их поиск, и где будет находиться собака, к себе домой приведешь?

— Ну, едете? — спросила врач.

Ответом послужило молчание. Дверь закрылась, «скорая» сорвалась с места, синий глаз на крыше вновь замерцал. И вновь бесшумно.

Друж не бросился бежать за машиной, не пытался вырваться из рук Ильи. Друж бездействовал. Он смотрел на мерцающий синий глаз «скорой помощи», не осознавая до конца, что здесь и сейчас произошло нечто судьбоносное.

— Ленка меня живьем съест, — сказал Миха, взглянув на часы. — Столько времени потеряли.

Илья посмотрел на Дружа.

— Или спасли человеку жизнь.

— А она того стоит? Всех алкашей не спасешь. Все, бросай собаку, поехали.

Илья убрал руку с ошейника. Друж поднял на него увлажнившиеся глаза.

— Ты не обижайся, не могу я тебя взять с собой.

Друж заскулил.

— Беги домой, Мухтар. Беги туда, где твой дом, — добавил Илья после паузы. — Беги, Мухтар!

— Долго ты с собакой ля-ля разводить будешь? — крикнул Михаил.

Илья погладил Дружа по голове и подошел к машине. Прежде чем сесть на водительское место, обернулся.

— Беги, Мухтар! А с ним все будет хорошо, он вернется. Беги домой!

Вспыхнули глаза-фары, машина зарычала и промчалась мимо растерянного Дружа. Вот и все, закончилась суета, ушли страхи, разъехались люди, увезли хозяина — никого не осталось. Никого и ничего. Ночная тишина обволакивала морозным коконом.

Друж несколько раз перебежал дорогу, спустился вниз, обнюхал тщательнейшим образом места, источавшие запах хозяина; громко заскулил, призывая к справедливости судьбу-злодейку. Затем он подошел к заваленной снегом машине, отыскал углубление, в котором долго пролежал Денис Евгеньевич, потоптался, неумело и косолапо, и, свернувшись калачиком, угомонился.

Бледно-серый рассвет не принес облегченья; Друж долго брел по снегу, оставляя после себя неровную стежку следов. Время от времени останавливался, оборачивался назад, всматриваясь в затылок уходящей ночи. Ночь прошла, новый день принес новые страдания.

Совсем близко растревоженным зверем гудело оживленное шоссе: ревели машины, шипели шины, пронзительно стонали сигналы клаксонов. Друж лег возле поваленной березы, положив морду на шершавый ствол.

Ствол затрещал, Друж отпрянул от березы, с опаской глядя на неподвижное дерево. Вроде неживое оно, дерево-то, а трещит. Он вытянул шею, начал принюхиваться. Треск раздался над самой головой.

Над Дружем кружила суетливая сорока.

— Это ты трещишь?! — загавкал Друж. Сорока села на макушку ели. Друж негодовал. Зачем прилетела, зачем шумит — глупая птица. Разве не видит, что ему плохо, тоскливо, боязно. Он пытается идти своей дорогой, а дороги нет. Движется наугад, авось куда-нибудь выйдет.

Спеша скрыться от назойливой сороки, Друж посеменил в лесок, расположенный недалеко от шоссе. По лесу ковылял часа полтора, вышел на заснеженную опушку, пересек ее; увидев вдалеке заледенелую речушку, Друж вернулся в лес.

…Солнце уже клонилось к закату, небо окрасилось в багрово-оранжевые цвета, когда Дружу удалось выйти на расчищенную от снега проселочную дорогу. Дорога уходила вперед витиеватой лентой, теряясь в высоких глыбистых сугробах. Ветер тревожил верхушки неприступных сугробов, сдувая остервенелыми порывами снежную пыль.

Друж долго раздумывал, в какую сторону ему пойти, в итоге решил отправиться навстречу заходящему солнцу. Оно казалось милосердным, исцеляющим от всяческих бед и несчастий волшебным шаром, алеющим над самой нитью горизонта.

Чем дальше шел Друж, тем острее ощущался запах костра. Вскоре в поле зрения появился уходящий высоко в небо столбик кучерявого дыма. Костер горел недалеко от двухэтажного блочного дома, стоявшего первым в шеренге одинаковых унылых строений. Трое подростков поочередно подбрасывали в огонь сухие поленья, четвертый усердно разламывал на дощечки большой ящик.

Несколько женщин, сгруппировавшись у длинного каменного строения с множеством дверей, вели задушевную беседу, изредка прерываемую взрывами хохота.