Юрий Ситников - Если у вас нет собаки…

Молчание вкупе с ожиданием — настоящая пытка. Друж уходил в коридор, устраивался на подстилке, опуская голову на вытянутые лапы. Уши держал домиком, на всякий случай, чтобы лучше слышать хозяина, если тот вдруг решит позвать и приласкать.

В квартире воцарялась невыносимая тишина. Друж ждал.

В семь часов — первая прогулка. Теперь быстрая, торопливая, не приносящая ни толики радости. Что за прогулка, когда хозяин идет, будто робот, смотрит сквозь пространство, не реагируя на рядом идущего понурого щенка-подростка.

И дождь, вступив в сговор с апатией, моросит не переставая. Вот уже и шерсть покрыта капельками, и нос то и дело приходится морщить, а хозяин все идет и идет по мокрой дороге. В лужах отражается свет фонарей, совсем близко гудят машины, на пути встречаются редкие прохожие, скрывающие свои лица под большими темными зонтами.

Дома Денис Евгеньевич кормил Дружа, менял в миске воду и начинал собираться в больницу к Марии Тихоновне. Утренние часы приема — с десяти до одиннадцати. А еще надо успеть зайти в магазин, купить сока, вишневого, ее любимого.

— Друж, не скучай, — так Денис Евгеньевич говорит всякий раз, когда собирается уходить.

Друж несется к двери. В глазах мольба. Не уходи, не оставляй одного, я боюсь одиночества.

Входная дверь закрывается, поскрипывает замок, и шаги хозяина поглощает пустота. Время тянется бесконечно долго, терзая Дружа мучительной неизвестностью.

Денис Евгеньевич возвращался из больницы днем, выгуливал Дружа и, не в силах больше сопротивляться усталости, ложился на диван. Засыпал хозяин быстро, Друж лежал рядом, охранял его сон.

Вскоре наступала новая ночь, принося с собой новые страдания человеку и его собаке. Денис Евгеньевич опять сидел у окна, пил кофе, Друж слонялся по квартире, лежал на подстилке или, сидя у ног хозяина, тыкался носом в теплую ладонь.

— Надо подождать, Друж. Врачи дают обнадеживающие прогнозы. Будем надеяться, будем ждать.

Гав, — не выдержал Друж и позволил себе прорвать плотную тишину ночи.

— Тише, Друж, тише.

Гав-гав. Нет уж, с него хватит, он долго хранил молчание, долго боялся безмолвия, пришло время разогнать его громким лаем. Пусть тишина поймет, что с собакой ей не тягаться; ради хозяина Друж готов сразиться с самим чертом, и сразится, если понадобится. А сперва он разберется с надоедливой липкой тишиной, что прочно обосновалась в квартире, ощутив себя полноправной хозяйкой.

Так вот — не бывать этому!

Гав — прочь тишина. Гав — долой страхи. Гав — я бросаю вам вызов.

И действительно, услышав голос Дружа, тишина начала рассеиваться, Денис Евгеньевич стал более разговорчив. Вскоре он прошел в гостиную, достал с полки толстый альбом.

— Иди-ка сюда. Посмотрим с тобой фотографии.

От альбома пахнет старой бумагой, Дружу не нравится этот запах, но хозяин так трепетно перелистывает страницы, так пристально вглядывается в цветные и чернобелые фотографии, что приходится сидеть рядом, изображая глубокую заинтересованность.

— Узнаешь? — Денис Евгеньевич показал Дружу маленькую фотографию.

Друж отвернулся.

— Не узнал хозяина?! Это я, мне здесь двадцать лет. Только из армии вернулся. Отец фотографировал во дворе дома. Мы ведь тогда в деревне жили. Да-а… Были времена и прошли. А это кто, Друж? Ну?

Друж обнюхал фотографию и посмотрел в глаза хозяину.

— Правильно. Маша!

Фотографию жены Денис Евгеньевич рассматривал долго. О чем он думал, Друж не догадывался, но по глазам видел, думы эти тяжелые, колючие, тягостные.

— Наташка, — улыбнулся Денис Евгеньевич, перелистнув страницу. — Семь лет ей, это она в лагере. А это, Друж, смотри, Натка в пятый класс идет. Первое сентября.

В старом альбоме было много старых фотографий, много воспоминаний — больших глав и маленьких эпизодов прожитой жизни.

Прошло несколько дней, в течение которых Друж не раз слышал от хозяина новое слово «операция». Друж так понял, что эту самую «операцию» должны сделать Марии Тихоновне и именно из-за «операции» Денис Евгеньевич потерял покой и сон.

В среду днем, после продолжительной прогулки, хозяин сказал:

— Друж, остаешься за главного. Я вернусь завтра… Может быть, утром, а может… — тут Денис Евгеньевич сглотнул, отвернулся и быстро добавил: — Я приеду утром. Не скучай.

Когда он ушел, Друж заметался по квартире. Ничто не доставляло радости, ни к чему не лежала душа, хотелось выть в голос от тоски.