Акош Кертес - Стеклянная клетка

Да, он его накажет. Этого скота. Кого не били. На смех не подымали. Не решались дразнить. И кто не боялся никогда. Не ходил кругами ада. Живет себе просто, поживает. Вегетирует, как в зоопарке бегемот. Жрет, переваривает, рыгает и пускает газы — и время от времени впрыскивает в самку секрет своих желез, чтобы стать за то ее благодарным рабом. Который ведать не ведает, что бывает жизнь содержательней; только животное принимает свою судьбу, а человек бросает ей вызов, бросает — и побеждает, ибо человек рожден для победы. ВСЯ ВЛАСТЬ ЧЕЛОВЕКУ! Власть над Судьбой, Природой, Случаем и над хайдикоподобными рабскими тварями! Да, он накажет эту именуемую Яношем Хайдиком мясную тушу за свой испуг, за ту выжатую страхом гениальную скулящую фразу, которая остановила занесенный над ним кулак; за холодный пот, которым он обливался, схваченный в дверях за шиворот и выволоченный на кухню; за внутреннюю дрожь, с какой униженно превозносил шофера до небес; за тот рефлекс, отравивший прекраснейший, пьянящий миг, когда, подставив щеку, он уже думал, будто преодолел свои всегдашние страхи; накажет тем жесточе, что тот не виноват — не подозревает в своей тупой доверчивости, что Вукович боится и ему порой сверхчеловеческих усилий стоит боязнь эту подавить.

Испугался Вукович и в ходе Великого Картежного Наступления, начатого в рамках задуманной карательной операции, — перед решающим сражением, когда Йолан, отказав обчищенному Хайдику в дальнейшей материальной поддержке, предложила вдруг ее самое поставить против всего выигрыша электротехника. Испугался, сам желая того же, порешив отнять у шофера жену (в карты или так, без разницы) — не из столь уж горячей жажды обладать ею, а просто чтобы обобрать Хайдика до нитки; лишивши денег, лишить и последнего сокровища, предмета общих мужских вожделений, его распрекрасной Йолан, которую тот (даже блюдя ее право на самоопределение) взял и присвоил; чтоб запомнил навек: он, Хайдик, несмотря на всю свою грубую силу, — жалкий червяк, а Вукович — его нельзя жалеть безнаказанно, нельзя отпускать, скользнув взглядом поверх головы, беги, мол, нельзя махнуть на него рукой; Вукович — противник, могучий и грозный; вот чего ему хотелось, но не в ту минуту, момент был неподходящий, да и не доверял он Йолан целиком. Идея проиграть Йолан в карты могла бы исходить от него, могла бы (по его наущению) и от Хайдика (это идеальный вариант), но только не от самой Йолан; ей зачем-то понадобилось, зачем — Вукович не мог пока установить, разозлить Хайдика, но разъярять шофера как раз в его планы не входило, и он даже не без некоторого уважения взглянул на Йолан: она игрок, возможный партнер, это не исключено, хотя, может, и не такого класса, как он сам, — испытав, невзирая на испуг, приятное волнение при мысли, что с Йолан можно сыграть: чем выше ставка, тем рискованней и крупней игра; но заодно подосадовав, чего же раньше не усек, шоферовой силы боялся, а Йолан из виду упустил. Надо пересмотреть стратегию, приобрести в ней союзницу в тактических целях.

До той минуты все шло гладко, в точности по плану. После приступа черной меланхолии Хайдик вдруг ожил, воспрял, отчасти не желая напрашиваться на жалость, к чему он питал инстинктивное отвращение, охотней жалея других, отчасти же потому, что Йолан, как сказано, взяла его за руку, отчего шоферу, когда до него дошло, мир представился в ином свете.

— Тебе, друг, тоже нелегко, — молвил он Вуковичу. — Всем трудно, — добавил он вдумчиво и, высвободив руку из-под ладони Йолан, приобнял ее за плечо.

Та не противилась, и Хайдик просиял. Этого он и ждал с того самого мгновения, как принесла его нелегкая домой в треклятый этот вечер. А Йолан даже придвинулась к нему, гнездясь поуютней, и подала более практичную женскую реплику:

— Жениться бы тебе.

— Зачем? — неожиданным выпадом ответил Вукович. — Все равно больше двух недель ни с одной не выдержу.

— Чего же разнылся тогда? — вскинулась Йолан. — Ишь ты: жалуется, как ему одиноко, а жена в тягость. А ей-то на что ты такой, себя одного любишь, попрыгунчик!

Хайдик обрадовался еще больше. Налил сразу всем троим и сам выпил, наслаждаясь изменившейся атмосферой: так все по-свойски, по-семейному пошло. Йолан опять с ним, опять прежняя, у него из-под руки Вуковичу выдает, и Хайдику показалось, будто все они друзья-приятели с давних пор — пустячное происшествие, которое несколько часов назад свело вместе теплую компанию, было начисто позабыто. И тут, сочтя настроение подходящим, Вукович достал карты.