Доменико Старноне - Шутка

— Если хочешь, отдам тебе одну из своих, — предложил Марио.

— Я хотела стать невестой Марио, — вмешалась Салли, — но он меня не любит, поэтому сказал «нет».

— Ты старая, — сказал мальчик.

— Твой дедушка тоже старый.

— Нет, мой дедушка не старый.

Марио захотел быть в ванной рядом со мной, пока я буду бриться. В какой-то момент он сказал:

— Может быть, папа с мамой разведутся.

Я был доволен, что он решился поделиться этим со мной.

— А ты знаешь, что такое развод?

— Да.

— Я так не думаю. Если знаешь, объясни.

— Они меня бросят.

— Так и есть, ты не знаешь, что такое развод. Они бросят друг друга, но не тебя.

Секунду он помолчал, потом смущенно спросил:

— Если они разведутся, я смогу приходить к тебе домой?

— Всегда, когда захочешь.

Мне показалось, это его утешило. Он спросил:

— Будешь работать сегодня?

— Нет, я больше не работаю.

— Правда?

— Правда.

— Папа говорит, кто не работает, тот не ест.

— Твой папа, как всегда, прав. Я не буду есть.

— Если ты не работаешь, давай поиграем?

— Нет, сегодня солнышко, мы прогуляемся.

— Я не хочу много ходить.

— Я тоже. Мы поедем на метро.

Он был в восторге, как я понял, метро для него было чем-то вроде Диснейленда. Больше всего ему там нравились эскалаторы на площади Гарибальди, но он этим не ограничился, захотел побывать на всех станциях. Спустимся вниз, посмотрим и поднимемся обратно, говорил он, они с папой иногда так делают. Я согласился. Дольше всего мы задержались на станции «Толедо». Катались вверх и вниз на эскалаторе, а еще он захотел показать мне игру красок и света на мозаичных картинах, украшающих стены станции. Вот это солнце, объяснял он мне, там — море, вот это — святой Януарий, а там — Везувий. Пролетело утро, пролетел день. Вечером позвонила Бетта. Она казалась довольной, в первый момент я не понял почему. Потом выяснилось, что у нее был повод гордиться Саверио. Его доклад имел большой успех, весь конгресс только и говорил об этом. «А в остальном?» — спросил я. «Прекрасно», — ответила она и захотела поговорить с сыном. Я передал трубку Марио, а сам остался стоять рядом, чтобы услышать, что он ей скажет. Марио подробно рассказал о нашем путешествии по метрополитену, сообщил о помолвке Салли, но ни единым словом не упомянул об истории с балконом. Впрочем, об этой истории за весь день не было речи и между нами. В какой-то момент, когда я чихнул и закашлялся — у меня начиналась сильная простуда, — он озабоченным тоном спросил: «Ты не сбросил ночью одеяло, дедушка?» И ничего больше. Возможно, на него это происшествие не произвело ровно никакого впечатления. Или, что более вероятно, в его хранилище взрослых слов, которыми можно было блеснуть при случае, не нашлось ничего подходящего и он решил обходить молчанием эту историю до неизвестно каких пор. «Потому что, если ночью сбросить одеяло, можно простудиться», — пояснил он свою мысль, и тема была закрыта.

На следующий день вернулись его родители, они приехали около трех часов дня. Я обратил внимание, что Марио, у которого был культ отца, тем не менее первым делом бросился в объятия матери. Она взяла его на руки, и они долго осыпали друг друга поцелуями.

— Ты рад, что я вернулась?

— Да.

— Как ты тут провел время с дедушкой?

— Очень хорошо.

— Ты не мешал ему работать?

— Он больше не работает.

Эта новость нисколько не встревожила мою дочь, которая сказала: «Он больше не работает, потому что ты невыносим, наверно, ты его совсем замучил». И рассмеялась, блеснув зубами; зубы у нее были удивительно красивые, в точности как у Ады. Этот блеск осветил ее лицо, всю ее фигуру, и мне стало ясно, что она изменилась. Казалось, она только что проснулась после долгой череды прекрасных сновидений, которые считала правдой. «Иди к маме», — сказал я малышу, и они не расставались до самого вечера.

А мне пришлось общаться с Саверио, хотя мне с ним всегда было скучно — но у меня не было выбора. «Я знаю, что твой доклад имел большой успех в Кальяри». Он кивнул с напускной скромностью, но не смог долго сдерживаться и, зная, что я ничего не смыслю в математике, тем не менее стал объяснять пункт за пунктом, в чем состоит новизна его доклада. А я чувствовал, что остававшийся у меня скудный запас энергии был на исходе, я часто чихал, то и дело кашлял. «Ты выдающийся специалист в своей области», — сказал я, только чтобы прервать этот поток слов. Он ответил своим обычным церемонным тоном: «Но ты в своей гораздо лучше». Я запротестовал и, не зная, о чем говорить дальше, спросил, как у него с Беттой.