Лиз Тренау - В любви и на войне [litres]

Сначала почти незаметно, а затем все быстрее корабль удалялся от причала. Рядом с Руби ее попутчики махали собравшимся внизу друзьям, которые выкрикивали пожелания счастливого пути. Пароход стремительно набирал скорость и скоро вышел из доков в открытое море. Поднялся ветер, и большинство пассажиров спустились в каюты, но Руби была намерена наблюдать, как скрывается за горизонтом берег. Это последнее, что видел Берти, покидая Англию, и она тоже должна смотреть, пока земля окончательно не исчезнет из виду. Что было у него на уме в тот день? Испытывал ли он страх? Гадал ли, когда снова увидит эти белые скалы?

А может, его возбуждало путешествие, новые впечатления, незнакомые звуки? В конце концов, он был со своими сослуживцами, они наверняка подбадривали друг друга всякими шутками. В школе его все считали классным клоуном. Она усмехнулась, представив, как другим солдатам, должно быть, пришлись по душе его дерзость и его щедрость – он всегда делился с ними сигаретами, – и то, как он это проделывал, веселило их.

Был ранний вечер, и ослепительно-белые меловые скалы, освещенные солнцем, образовали странную широкую светящуюся полосу вдоль края суши, разделяющую серое море и голубое небо. Руби стояла на палубе потрясенная, пока корабль уходил все дальше от берега.

– Восхитительное зрелище, не правда ли?

В голосе безошибочно угадывался американский акцент. Руби вздрогнула от неожиданности. Она думала, что осталась на палубе одна. Подняв голову, она встретилась взглядом с высокой женщиной, которую заметила, садясь в поезд, и приняла за кинозвезду. Ярко-алые губы растянулись в улыбке, обнажив такие крупные и такие белые зубы, каких никогда раньше Руби не видела.

– Элис Палмер. Рада познакомиться.

Элис изнывала от скуки. Они довольно спокойно пересекли Атлантический океан, а когда корабль прибыл в порт Саутгемптон, она остановилась у своей подруги Джулии, дочери американского посла в Лондоне. Обе были рады встрече и каждый вечер болтали до поздней ночи.

Несмотря на то что наступил мир между странами, Лондон казался таким унылым и мрачным, что Элис тоже начала чувствовать себя довольно подавленной. Даже в разгар лета погода здесь была больше похожа на зиму в ее родном Вашингтоне: серо, холодно и часто идет дождь.

Ее дорожный ярко-цветистый гардероб казался здесь неуместным; большинство женщин, которых она встречала на улицах, все еще носили мрачную одежду довоенных фасонов, обычно черных и коричневых тонов. Элис была шокирована, когда узнала, что ветераны войны вынуждены торговать спичками на улицах, или когда увидела шумные толпы изможденных людей с плакатами «Домá героям!», домá, которые были обещаны британским премьер-министром. Ее пребывание омрачилось еще и тем, что они с Джулией отказались от запланированных экскурсий, боясь заразиться испанским гриппом, который уже унес тысячи жизней.

Элис с ужасом узнала о строгом нормировании продуктов для обычных людей, в то время как в американском посольстве не испытывали ни в чем недостатка. Даже теперь, спустя восемь месяцев после объявления мира, люди могли позволить себе только ничтожное количество мяса и масла, отвратительный белый хлеб, отдающий пылью. И почти никаких свежих фруктов и овощей.

«Там, за океаном, мы понятия не имеем, как пострадала – и все еще страдает – эта маленькая страна», – писала она родителям.

Элис нравилось общество Джулии, но не терпелось отправиться в Бельгию, туда, где ее младшего брата Сэма видели в последний раз. Не было никаких сообщений ни о его смерти, ни о том, где именно он сражался, – он просто не вернулся домой. Элис была уверена, что, если бы он был убит, кто-нибудь нашел бы способ сообщить им об этом. Значит, неизвестно где, неизвестно как, но он должен быть жив. Возможно, он стыдился возвращаться домой, потому что поехал на фронт против воли родителей. Или война настолько пошатнула его разум, что он не может приспособиться к «нормальной» жизни. Она читала о таких людях.

Отец вот уже два года одержимо, изо всех сил старался найти следы сына, используя все свое значительное политическое влияние конгрессмена, дергал за все нити в канадском правительстве. Но они утверждали, что у них нет никаких сведений о Сэме Палмере. «Мог ли он записаться под чужим именем?» – спрашивали они. «Да, случалось такое, что американцы „заметали свои следы“», – отвечали им. И Элис думала, что так оно и было на самом деле.