– Простите, ваше благородие… – залепетал он, глядя на штурмана и продолжая мять свою дурацкую шапку.
Мы трое молчали. При этом у Раева было такое лицо, что, казалось, ещё секунда, и он выстрелит в предателя.
– Барышня… Ваше благородие… – лепетал Шадрин, – бес… бес попутал…
– Дурак, – сказал вдруг штурман с сожалением в голосе, – ну что за дурак!
В ответ Шадрин разрыдался, уткнувшись в шапку.
– Покайтеся, приближися бо царство небесное, – тихо сказал Раев.
Штурман слегка усмехнулся:
– Я же говорил…
И обращаясь к Шадрину, добавил:
– Ну-с, любезный, благоволите встать и поведать нам горестное житие свое.
Шадрин встал, всё ещё всхлипывая и размазывая слёзы и грязь по лицу.
– Да что ж, – начал он, – что ж тут… Бес…
– Ты на беса-то не вали, – перебил его Раев. – Чай, не бес у нас сухари-то попёр.
– Лыжи, часы Земскова, сапоги Фау, бинокль с компасом… – словно ни к кому не обращаясь, перечислял штурман.
– Слыхал? – спросил Раев у Шадрина.
– Простите, – бормотал Шадрин, – простите, братцы… Да мы уж теперь для вас…
– Тамбовский волк тебе братец… – огрызнулся Раев.
А штурман добавил:
– Полно обещаниями нас кормить – сытые. Ты вот что: стой на месте и жди. Мы будем совещаться, что с вами делать… Где, кстати, Макаров?
– Тут он, тут, – засуетился Шадрин. – Болен он.
– Болен, говоришь?.. А ты слыхал, что вас обоих команда приговорила к расстрелу?.. Так что стой и не дёргайся. А дёрнешься, сам приговор в исполнение приведу.
– Да как же… – заголосил было Шадрин, но штурман перебил его:
– Стой и молчи!
Он сделал нам знак, и мы втроём отошли в сторону.
– Ну что? Простим дураков?
– Ну не расстреливать же их, в самом деле, Виталий Валерьянович! – воскликнула я.
– А я так мыслю, – вдруг глубокомысленно изрёк Раев, глядя в сторону моря, – среди льдов этих проклятущих, – он кивнул на море, – рассудка немудрено лишиться. И не пристало нам на ополоумевших зло держать.
– Ну что ж, – улыбнулся штурман, – на том и порешим. Их счастье, что не попали нам сразу…
Мы вернулись к Шадрину, который ждал нас, замерев, и теперь смотрел с таким ужасом, точно и впрямь боялся расстрела.
– Ну что, брат, – сказал ему штурман. – Верховный синедрион постановил отпустить тебя как ополоумевшего.
– Вот спасибо, ваше благородие, – выдохнул Шадрин, – вот спасибо… А я уж теперь… я уж заслужу… я уж теперь от вас ни на шаг…
– Ладно, ладно рассказывать-то, – махнул на него штурман. – Говори лучше, где твой подельник.
Оказалось, что “подельник” скрывается за ближайшей сопкой. Там было устроено у них что-то вроде землянки или небольшой ямы, от ветра которую защищали развешанные на воткнутых в землю лыжах вещи и мешок из-под украденных сухарей. А ещё оказалось, что “подельник” болен: у него был жар, он страшно исхудал, ноги его, обутые, кстати, в те самые сапоги Фау, болели и распухли. Штурман сразу помрачнел, как только увидел его. И я поняла, о чём он подумал. “Подельник”, то есть Макаров, еле ворочал языком, но тоже всё валил на беса и клялся заслужить. Но штурман не стал его слушать и велел лежать спокойно. Развели хороший костёр – благо, плавника оказалось довольно, расположились вокруг и стали жарить яичницу. Раев несколько раз ходил к леднику смотреть, не спустились ли остальные, но всякий раз возвращался ни с чем. Не дождавшись их к ночи, мы решили, что наутро отправимся на поиски. Благодушие наше вновь сменилось озабоченностью.
На другой день Раев и Шадрин отбыли к леднику, штурман ушёл на разведку вглубь острова, а я осталась с больным, который почти всё время спал у костра. Я была ему благодарна, потому что впервые за долгое время оказалась одна и получила возможность просто так гулять, не думая о льдинах и полыньях. Я наслаждалась шорохом камней под ногами и развлекалась тем, что бросала камни, стараясь бросить как можно дальше. Не думаю, что ещё когда-нибудь смогу получать удовольствие от такого глупого занятия.
Прошедшим вечером у костра мы долго говорили о будущем. Штурман объяснял, что нам необходимо до наступления холодов (звучит как издёвка) добраться до южного острова. Там, по его словам, есть какие-то постройки, вполне пригодные для зимовки, и наверняка найдутся запасы провизии, оставленные моряками. Штурман был уверен, что зимовать придётся, что на каяках нам не дойти до большой земли. Можно, правда, попытаться дойти по льду до Новой Земли, где есть люди и куда летом приходят корабли. В конце концов, можно даже попытаться пройти по льду до Хабарова.
Читать дальше