Светлана Замлелова - Исход

– Вот и отлично! Поедете вместе!..

– Ты подумал, в какое положение ты меня ставишь?.. Жены нет, а ты навязываешь мне девиц…

– Ну во-первых, не девиц, а всего лишь одну девицу…

– Да хоть бы и полдевицы! Что я должен с ней делать?..

– Возьми её горничной…

– Мне не нужна горничная! Жена не поймёт!..

– А я не понимаю, почему ты не хочешь взять её в деревню… В конце концов, пусть там на огороде…

– О, Господи! На каком ещё огороде?.. Я понятия не имею, кто и что там на огороде. И вообще – есть ли там огород… И потом, я же тебе сказал: жена не поймёт.

– Так что же делать?! Жалко девицу…

– Ну, знаешь ли… Есть многое на свете, друг Горацио…

– Да и с Сергеем неудобно…

– Послушай, единственное, что я могу тебе посоветовать – это отвезти её к дядюшке…

– К какому ещё дядюшке?..

– Моему дядюшке – Аполлинарию Матвеевичу… Ты вот сказал сейчас «жалко», я про него и вспомнил – этот всех жалеет…

И снова Ольга тряслась в пролётке, держа на коленях свой чемоданчик, снова поднималась по лестнице и снова стояла в чужой прихожей, вдыхая запахи чужого дома. Горничная проводила их в гостиную и пошла доложить хозяину. Втроём они рассредоточились по комнате. Ольга опустилась на край зелёного дивана, зять – в кресло напротив, а Иван Степанович встал рядом с тлеющим камином, облокотившись о гранитную полку, украшенную какими-то белыми фарфоровыми собачками. Зять стал насвистывать.

– Это из «Пиковой дамы»? – не оборачиваясь спросил Иван Степанович, разглядывая собачку.

– Нет, «Евгений Онегин»…

Ольге хотелось спать. Она смотрела в одну точку и чувствовала, что на плечи её опускается какая-то тяжесть. И единственное, что можно сделать, чтобы тяжесть не раздавила, это лечь и закрыть глаза. Но почему это невозможно? Ах, да! Она понятия не имеет, где находится, рядом с ней – совершенно незнакомые люди, и все вместе они ждут ещё одного незнакомца. Зачем? Чтобы ей, Ольге Ламчари, было как раз таки где лечь и закрыть глаза. А что если из этого ничего не выйдет? Тогда она всё равно ляжет и закроет глаза. Но почему она здесь? Ах, да, ну конечно! «Тебя, безбрежное жилище, тебя, познания купель, житейских помыслов кладбище и новой жизни колыбель»… Да, да… Во всём виноват граф Толстой…

Но, очевидно, последние слова Ольга произнесла вслух, потому что незнакомый скрипучий голос ответил ей:

– Вздор! Граф Толстой ни в чём не виноват… Те, кто оговорили графа, оговорены будут…

А затем раздались уже знакомые голоса:

– Это не тот граф, дядюшка… Да Бог с ними совсем, с Толстыми… Как ты поживаешь?..

– Видишь ли, мой друг, шалит печень. Совсем, знаешь ли, расшалилась, проказница. Такая проказница-мартышка, да!..

– А я дядюшка, привёз тебе замечательных людей и одну маленькую просьбу. Вот, изволь…

– Рад… рад… – отвечал тот, кого называли «дядюшкой». – А что за просьба, mon cher? И что это вы здесь толковали о графе Толстом?

– Да Бог с ними, с Толстыми, дядюшка! Это не тот граф… А просьба такая: дядюшка, спаси погибшую девицу!..

– Погибшую девицу?!. Ты шутишь, мой друг или… с ума сошёл?

– Ах, дядюшка! Да я же не в том смысле!..

– А в каком? Погибшие девицы, mon cher, бывают только в одном смысле, не считая прямого. Но я надеюсь, вы ко мне не с этим?..

– Могущую погибнуть, Аполлинарий Матвеевич. Не погибшую – могущую погибнуть… – уточнил Зайцевский.

– Могущую погибнуть?.. Это совсем другое! Это меняет дело, милостивые государи… И где же ваша девица, стоящая, так сказать, на краю бездонной пропасти порока.

– А вот она!

Тут все трое повернулись к дивану и только сейчас заметили, что Ольга не сидит, а лежит. Причём лежит как-то странно, словно сидела и вдруг завалилась на бок, уронив руки и вывернув неестественно шею.

– Да ведь это горячка… Горячка и обморок, – сообщил Аполлинарий Матвеевич, прикоснувшись к щеке Ольги. – Я надеюсь, она всё же не будет погибшей девицей в самое ближайшее время… Не знаю, где вы её нашли и зачем привезли ко мне, но теперь уж пусть придёт в себя… Я велю уложить её, а завтра вызову к ней доктора Мёбиуса…

– Её, дядюшка, Квитка прислал…

– Квитка?.. Да ваш Квитка просто ополоумел… Выиграл у меня триста рублей и прислал мёртвую девицу…

– Но дядюшка! Она всё же не мёртвая!

– Очень, знаете ли бы, хотелось… А вы тоже хороши! Зачем вы согласились ко мне-то её привезти?

– Видишь ли, дядюшка, это длинная история… Но утром она была ещё совершенно живой!

– Охотно верю…

– Это, вероятно, от переживаний, – вмешался Иван Степанович. – Она, видите ли, сервиз разбила…