Тадеуш Бреза - Валтасаров пир. Лабиринт

— Может, вы думаете у Кавальканти не было поляков? — Она указала Венчевскому на большую цветную фотографию, которую всюду возила с собой и вешала на стену там, где останавливалась на более длительное время. На фотографии Иоанну окружала группа девушек в трико оранжевого и золотистого цвета. Девушки изображали пламя, а она, с глазами, поднятыми к небу, в голубом с серебряными лилиями камзоле, — Жанну д’Арк на костре, в самой эффектной сцене балета, который ее прославил. — Были, были! Под сценическими псевдонимами — итальянскими или французскими, как я, например. А вы, наверно, и не подозревали об этом?

Действительно, полковник Венчевский об этом не подозревал. О балете Ральфа Кавальканти, как и о существовании Уриашевич, он только вчера узнал из газет, а сегодня явился к знаменитой балерине. Фамилии нескольких польских танцоров, о которых упомянула Уриашевич, доводилось ему слышать и раньше, но теперь он не без удовольствия отметил про себя, что их было гораздо больше. Вот уже год, как он с головой ушел в театральное строительство. А несколько месяцев назад пришлось в связи с восстановлением Оперы взять на себя еще заботы о балете. Влачивший до войны жалкое существование и пришедший в полный упадок во время оккупации, он срочно нуждался в опытном наставнике. И мысли об этом не давали в последнее время покоя полковнику Венчевскому.

— Кто хотел выдвинуться, тот эмигрировал, — продолжала Уриашевич. — У нас на это рассчитывать не приходилось, не было условий.

— Да, плохо было! — кивнул полковник. Тема знакомая, кое-что ему было известно, и в причинах, в подоплеке всего этого он немного разбирался, но вдаваться в общие рассуждения не стал, а просто обратился к Иоанне: — Сейчас многое зависит от вас!

— От меня? — Иоанна была приятно удивлена.

Полковник глубоко вздохнул.

— Я был бы счастлив, если бы удалось привлечь все лучшие силы, какие есть в стране.

И посетовал на ее коллег. Подвизаются они и в цирке, и в ночных дансингах, и в разных недолговечных театриках, только его, Венчевского, не дарят своим доверием. Их привлекают большие заработки, быстрый и шумный успех, а в Варшаве, где нет жилья, что может их прельстить? Одни обещания, радужные перспективы, пожалуй, заманчивые, да уж очень отдаленные; им кажется, это все на воде вилами писано.

— Ваше имя перетянуло бы чашу весов! — воскликнул он. — Я уверен, вашему примеру последовали бы многие. — И обрисовал ей ситуацию: — Министерство не может мальчишкам и девчонкам из кордебалета платить больше, чем генералам. Но никто из ваших младших коллег не хочет этого понять, не говоря уж о старших — у них, когда речь заходит о жалованье, претензии ни с чем не сообразные. Никак не могут решиться. Поговоришь с ними, вроде бы все понимают, а на другой день приходят и отказываются. Или вообще не приходят, но это дела не меняет. Они предпочитают первое попавшееся, самое ничтожное эстрадное бюро в Катовицах, которое поставляет танцоров для кабаре или поездок в сельскую местность. Конечно, когда есть ангажемент, они по сто тысяч злотых зарабатывают и больше. Но ведь и без работы по многу месяцев приходится сидеть, вот чего они не учитывают.

Иоанна ему поддакивала. Все это вещи ей знакомые. Полковник продолжал излагать свои соображения. Говорил, как представляет он себе постановку балетного дела, о ближайших задачах и перспективах настоящего балета, упомянул и о балетном училище. И тут Иоанна вспомнила, что слыхала от знакомых о каком-то военном в высоком чине, который с некоторых пор проявляет интерес к балету. Так это он, Венчевский! И снова в ней ожила строптивость.

— И балеринам будут читать в этом училище лекции по диалектике? — съязвила она.

Полковник хмуро глянул на нее. Не любил он эту манеру разговора у артистов: все бы им вышучивать да сомнению подвергать. Он полагал, что после всего сказанного Уриашевич оставит этот тон.

— Так, по крайней мере, говорят! — смеясь, продолжала Иоанна.

— И правильно говорят! — ответил полковник сухо. — Конечно, если иметь в виду существо дела, а не то, как вы себе это представляете. Да, учебной программой предусмотрены лекции, которые должны формировать мировоззрение.

— У артистов? — сделала большие глаза Иоанна. — А на кой черт оно им?

— А для того хотя бы, — сдерживая раздражение, ответил сквозь зубы полковник, — чтобы понять разницу между настоящим искусством и кабаре!

Она умолкла. Он понял, что приструнил ее, и немного погодя вернулся как ни в чем не бывало к прерванному разговору, сообщив в заключение, что пока располагает только двумя залами для занятий и репетиций. Разумеется, не в здании будущего театра, а в доме военного ведомства.