Энн Пэтчетт - Прощальный фокус [litres]

– Съездить в Небраску?

– Мне еще много чего нужно выяснить. О Парсифале. Я ведь еще столько о нем не знаю. – Сабина говорила скороговоркой, тихо, и родители подались вперед. – Думаешь, что знаешь человека, знаешь лучше, чем кого бы то ни было, и вдруг – вот это… – Она обвела руками стол, как будто именно на нем и расположились все неожиданные открытия. – Что, если бы ты вдруг узнала, что папа вовсе не такой, каким ты его считала? Что он был женат до тебя, что у него есть дети, о которых ты понятия не имела? Что, разве не было бы тебе любопытно?

Отец вначале словно оторопел, а затем сконфузился. Но прежде, чем он успел открыть рот, мать воскликнула:

– О твоем отце я знаю все! Да как ты вообще могла такое подумать!

– Я хочу знать, что там произошло, – сказала Сабина.

– А он не хотел, чтоб ты это знала, – возразила мать.

– Но теперь-то я знаю. Пусть и не все.

– Не надо было тебе видеться с ними!

Закрыв глаза, Сабина откинулась на спинку стула.

– Я с ними уже увиделась, и хватит об этом.

Как бы ни злилась она на родителей, Сабине все равно было стыдно так с ними разговаривать.

Мать резко отодвинула тарелку и обеими руками оперлась о стол.

– Послушай меня, Сабина. Ты состояла в долгих и очень необычных отношениях с очень хорошим человеком, но сейчас это в прошлом. Смерть Парсифаля – большое несчастье, и нам будет очень его не хватать, однако ты уже не девочка. Хватит растрачивать свои годы попусту. Оставь в покое мертвецов! – Она легонько шлепнула ладонями по столу, словно говоря «довольно». – Оставь в покое мертвецов! Больше мне тебе посоветовать нечего.

Но Сабина не могла представить мертвым мальчика, которым был некогда Парсифаль. Мальчик этот остался в Небраске и ждал ее. Вместе со своей матерью.

Дом стал больше. С каждым днем лестница удлинялась на десять ступенек. Еще неделя, и по ней будет не подняться. В большинство комнат Сабина даже не заходила. Приезжавшие по вторникам уборщики пылесосили по уже привычным им местам, собирая лишь тонюсенький слой пыли да кроличью шерсть. Как Фану только взбрело в голову купить такой огромный дом?! Неужели, приехав в Лос-Анджелес в одиночку, не зная здесь ни одной живой души, он не тосковал, слоняясь по этой громадине? Неужели не ощущал, что переизбыток пространства лишь усугубляет одиночество?

Сабина пыталась размышлять о жизни Парсифаля, но вспоминалось лишь то, как изводило его воспаление, развившееся от катетера. В ее памяти он неизменно представал худым и истощенным. И уже скатывающимся в пропасть старения. Сабине хотелось вспомнить его таким, каким он был в Париже, представить его летом на заднем дворе у бассейна или красующимся на сцене в свете софитов, но все вытесняло воспоминание о той последней его головной боли.

В кабинете, где ему делали МРТ, Парсифаль почти не открывал глаз. Аппарат был огромным, с комнату величиной, и таким тяжелым, что, казалось, обладал собственным центром притяжения. Наверняка всю больницу вокруг него и построили. Даже разобранный на части, он не пролез бы ни в дверь, ни в лестничный проем. На ушах Парсифаля проступили крошечные бусинки пота. Он лежал на спине на каталке рядом с движущимся желобом, куда его собирались переложить.

– Похоже на сушильную машину, – сказал ей Парсифаль и поежился. – Они хотят сунуть меня в сушилку!

Парсифаль был фокусником, но трюков с чудесным освобождением не показывал никогда. Он мог заставить Сабину исчезнуть без остатка, однако сам никаких ограничений не терпел. Он ни за что не вошел бы в исчезательный шкаф, не лег бы в ящик для распиливания, даже для того, чтобы посмотреть, как исхитряется Сабина уберегать от лезвий свой живот. Никто и никогда не запирал его, не заковывал в цепи. Парсифаль лишь на экране видел, как Гудини в смирительной рубашке висит вверх ногами над Пятой авеню. Его магия исключала фокусы с погружением в наполненный водой молочный бидон и закапыванием в гробу на глубину шести футов. О подобных номерах он не мог даже думать. Сабина же клаустрофобией не страдала. Несмотря на рост, она могла втиснуться в любую щелку, если того требовал Парсифаль.

– Мальчишкой меня как-то раз закрыли в холодильнике, – сказал он ей однажды, когда они осматривали реквизит, что распродавал один уходящий на покой фокусник. На чердаке было душно, давил низкий потолок. Сабина пролезла между двумя днищами волшебного сундука, где было так тесно, что голову пришлось повернуть набок. – Я забрался туда во время игры, дверца захлопнулась.