Энн Пэтчетт - Прощальный фокус [litres]

– Пересаживайтесь! – сказала она Берти. – Я поведу!

– Но вы же не хотите ехать на кладбище! – воскликнула Берти.

– Нет, очень хочу! – Сабина снова могла дышать свободно. Встав на цыпочки, она потянулась. – А плачущей женщиной на кладбище никого не удивишь.

Берти неуклюже перевалилась на пассажирское место, пустив Сабину за руль.

– Когда мой муж умер, я тоже вот так плакала все время, – сообщила миссис Феттерс, наклонившись вперед. Ремень безопасности у нее был отстегнут. – Плакала и плакала. Мужа я ненавидела, а ревела просто потому, что все так переменилось. А плакать по мужу, которого любишь так, как любили Гая вы, – я даже представить себе этого не могу!

Сабину тронуло, что миссис Феттерс назвала Парсифаля ее мужем.

– А когда умер мистер Феттерс?

Берти потупилась, глядя на свои руки, и поправила кольцо, чтобы бриллиант был виднее.

– Альберт умер, когда я была беременна Берти. Вот я и назвала ее Альбертиной. – Перегнувшись через спинку сиденья, миссис Феттерс похлопала дочь по плечу. – Единственное, что у этой девочки от отца, – имя. Потому-то она и выросла такая милая!

– А как он умер? – Будь все как полагается, Сабина никогда бы не задала такой вопрос, но об этой потере в семействе Феттерсов явно никто особо не горевал.

– Несчастный случай, – сказала миссис Феттерс. – Это было как снег на голову. Вот – он здесь, а вот… – она повела рукой в воздухе, – нет его!

Лилии раскрылись. На траве, покрывшей двойную могилу, словно красовались два белоснежных свадебных букета. Сабина сидела, прислонившись спиной к кирпичной стене, заслоняющей холмы Линкольн-Хайте. Она глядела на цветы и слушала журчание мелодий, которым услаждали здесь богатых усопших, в то время как миссис Феттерс болтала с табличкой на могиле, рассказывая обо всех событиях дня: о магазине ковров, о «Волшебном замке», о том, как она, как ей казалось, виновата перед Сабиной. Сабина подумала – может, подойти и объяснить Парсифалю, что его мать ошибается и никакой ее вины тут нет? – и улыбнулась. Раз она в состоянии осознать весь идиотизм подобной инициативы, значит, еще не все потеряно.

Послюнив палец, миссис Феттерс стерла маленькое пятнышко на табличке с именем Фана.

– Все такое чистенькое, не к чему руки приложить. Те, кто здесь всем заправляют, не разбираются в человеческой психологии. Людям на кладбище надо чем-то заняться, чтобы почувствовать, что они пользу приносят. Это как взбить подушки больному – ему от этого лучше не станет, а тебе – станет.

– Хотите взбить подушки? – спросила Сабина.

– Хочу прополоть здесь что-нибудь. А сорняков нет. В жизни такого ухоженного газона не видела, вот же досада.

Сабина взглянула на траву – сочную, мягкую, цвета изумруда – и улеглась на нее, жмурясь от солнечного цвета.

– Мне здесь нравится, – сказала она, думая о незанятом клочке земли возле Парсифаля, о месте, принадлежащем теперь ей.

– А вообще, как вы познакомились с Гаем?

– Я работала официанткой в клубе «Волшебная шляпа», а Парсифаль выступал там с фокусами.

– А клуб еще работает? – спросила Берти.

Сабина покачала головой.

– Теперь там итальянский ресторан. – Продолжать она не стала, посчитав, что такого ответа достаточно.

– Значит, вы были официанткой в клубе «Волшебная шляпа», – сказала Дот Феттерс.

Сабина перекатилась на бок, чтобы глядеть на нее. Здесь было совсем как в огороженном курортном садике. В траве просвечивали плитки – чтобы было куда ступать.

– С тех пор прошло лет двадцать, нет, больше. Я тогда днем училась на архитектора, а по вечерам обслуживала столики. Однажды я несла коктейль, запомнилось, даже не знаю почему, что это был «Манхэттен» с двойной порцией вишенок, взглянула на сцену – а там мужчина несказанной красоты.

– Гай! – не удержалась, чтобы не встрять, миссис Феттерс.

– Да.

– Хотела бы я его увидеть, – сказала Берти.

– Никому на свете так не шел смокинг, как ему. – Сабина была рада рассказать им эту историю, в которой Парсифаль был молод и красив. И в которой оба они еще не знали, что их ждет. Это и было началом всего. – Я опустила поднос на столик и застыла как вкопанная, все смотрела и смотрела на него. Он показывал номер, который назвал «Кроличий лаз»: запускал кролика себе за ворот и вынимал из рукава, сажал в шляпу, а вытаскивал из штанины. Очень изящный и смешной фокус. У Парсифаля были такие красивые руки.

– С самого детства, – заметила миссис Феттерс.