Энн Пэтчетт - Прощальный фокус [litres]

Наклонившись, Китти принялась разбирать залежи на полу.

– В молодости, когда ты мечтаешь о ребенке, потому что дети – это такая прелесть и у всех кругом они есть, никто не отведет тебя в сторонку, чтобы объяснить, что бывает потом, когда дети вырастают. Наверное, считается, что тут и объяснять нечего. То есть если твоих познаний в области биологии достаточно, чтобы знать, откуда дети берутся, ты вроде бы должна понимать, что рано или поздно они превращаются в подростков. Но ты об этом как-то забываешь, а потом в один прекрасный день бац! – и с тобой в доме живут совершенно чужие люди – дети, заключенные во взрослые тела; ты смотришь на них и не понимаешь, кто это. Как будто они поглотили твоих мальчиков, тех, которых ты любила, и тебе приходится любить этих чужаков, потому что где-то внутри у них заточены твои дети. – Она замолкла, держа в одной руке пару джинсов, а в другой – ветровку и оглядывая невозможный бардак вокруг. – Любишь их больше жизни и все же постоянно думаешь – когда они уже уедут?

Бедная Дот, подумала Сабина. После сорока шести лет наконец-то остаться дома одной – на пять дней, да и то, по сути, не одной, а с гостьей! Носком ботинка она затолкнула поглубже под кровать окурок косячка.

– Мне нравятся твои мальчики. И все же я рада, что они твои, а не мои, если ты понимаешь, о чем я.

– Разумеется, понимаю. Мне они тоже нравятся, но лучше бы они были твои.

Сабина заглянула в темно-зеленый пластиковый мешок:

– Тут нет носков.

– Носки! – воскликнула Китти. – Точно!

Перед ними не стояло задачи забрать все – лишь самое необходимое, чтобы хватило на несколько дней, пока все не утихомирятся. Китти и Сабина взяли одежду, обувь, зубные щетки – то, без чего совсем не обойтись. Фотографии, письма, красивую вазочку синего стекла в форме страусового яйца, принадлежавшую еще ее бабушке, Китти трогать не стала. Женщины взяли по пластиковому мешку, отволокли к машине и забросили на заднее сиденье. Освободившись от тяжести, обе почувствовали себя лучше, свободнее. На секунду даже показалось, что они собираются на каникулы. Вот сейчас достанут из бардачка карту и двинут на юг, прямиком в Мексику. В Мексике у них не будет семьи – никаких тебе сыновей, мужей, матерей, сестер, отцов и братьев. Все это останется позади, в США. А Мексике – лишь прекрасная погода, пляжи, текила, Китти и Сабина.

Когда они вернулись к Дот, Сабина стала готовить обед из остатков вчерашнего цыпленка, а Китти занялась сортировкой вещей для стирки, распределяя их по цвету и материалу и сваливая в огромные кучи на кухонном полу.

– Каждый раз, когда суешь руку в карман, – сказала Китти, проверяя джинсы, – сердце замирает.

Она вытащила свернутую и исписанную телефонными номерами бумажную салфетку, быстро оглядела, подняв к свету, и бросила на кухонную стойку:

– В этот раз пронесло!

– Думаешь, мальчики очень станут переживать?

– Для них это будет как передышка – несколько дней тишины. Они не любят менять обстановку, но от наших баталий порядком устали. Отца они жалеют, особенно Гай. Он побаивается Говарда, но считает, что отца просто не понимают. В чем он, может быть, и прав.

– Ты его не понимаешь, – сказала Сабина, выкладывая на тарелку четыре куска хлеба. Она убедила Дот покупать цельнозерновой вместо пшеничного.

– Я еще думала, что если бы рядом был Гай, мой Гай, то есть твой Гай, мальчикам жилось бы легче. Все-таки был бы другой мужчина, на которого можно равняться. Мой отец умер, слава тебе, Господи, родители Говарда тоже умерли еще бог весть когда. Поначалу я думала, что для такой роли сгодится Хаас. Хаас мальчикам нравится, но уж слишком он робкий. Иногда даже кажется, будто он младше их. Вот Гай – тот мог бы их много чему научить. Например, относиться ко всему с юмором.

– Но этому и ты можешь научить.

– Нет, мальчикам нужно другое. Нужно, чтобы урок исходил от мужчины, лучше всего – от отца.

– Ну, от отца Парсифаля мало что исходило, а результат получился прекрасный.

– Гай был другим, – возразила Китти, продолжая машинально перебирать одежду. – Для него не было ничего невозможного. Да господи ты боже мой, он уехал в Калифорнию и переписал свою биографию начисто! Он умел быть сам себе отцом. А мальчики мои – не такие. Они по натуре ведомые. Не то чтобы это было очень плохо, но они не сдвинутся с места и будут оставаться так до скончания лет, если не появится кто-то и не укажет им, куда идти и что делать.

Китти взяла здоровенную охапку белой одежды.