Роман Солнцев - Восторженный беглец

— Что скажешь? — с надеждой прошептала Люся. — Глупость?.. — И она заплакала. — Господи!.. За что на меня такая напасть?! — Она рыдала, тряся рыжей, много раз в жизни крашенной — чтобы только нравилось Косте — головой. Вдруг, тяжело дыша, схватила меня за руку. — Слушай, а как там было в письме? Куда он собирался на Новый год? В Норильск?

Если бы я точно знал. Какой-то Нор… или Ноф… Жаль, я порвал письмо. Мы бы под лупой изучили оборванное слово.

— Может, Ногинск? — гадала Люся. — Это бы хорошо— он под Москвой… А не Нар?.. Есть Нары. Или Мары?!

— Кажется, Нор…

— Тогда точно Норильск!

— Нет. там была закорючка… чуть ли даже не "ф". Может, он хотел сказать — на фиг?!

— Да-да! — заволновалась Люся. — Он любил это слово! Он никогда не матерился, не то что ты! Где же он собрался Новый год встречать, если на фиг?.Может, на Чукотке? А?!

Мы в этот день послали телеграммы в города: Норильск, Ногинск, Нодинск. Наро-Фоминск, на мне Дежнева, причем и на имя Иванова, и на имя Тюрина. Но ответа не было…

Люся одела Вову в шубу с прорезиненным верхом (производства Латвии), достала летчицкие унты.

— Давай подождем — сказал я ей, мысленно желая Косте слечь от болезни и подумать, сколько обид он причинил своим друзьям, которые желали ему добра. — Вот грянут посильнее морозы — сам вернется.

— Он уже сейчас мерзнет! — страдала Люся. Она повесила дома огромную карту СССР и цепляла к ней какие-то красные флажки. — Вот ты в демисезонном, а он небось в пиджаке!

Чтобы ей было как-то легче, чтобы не смотрела на меня неодобрительно, я до самых буранов пробегал в плаще и в кепке. Ударили морозы, сорвало остатки красной листвы с деревьев. От Кости по- прежнему не было никаких вестей. Может быть, нам следовало уже давно обратиться к помощи милиции, но суеверная Люся не хотела…

Наступили сумеречные декабрьские дня. В институте все время горел электрический свет, замдиректора товарищ Поперека совершенно спал с лица — экономия летела к черту.

Я пытался хоть как-то расшевелить своего лаборанта, чтобы парень работал, но Вова целыми днями сидел и уныло смотрел на дверь. Он ждал Свету, ни о чем больше не мог думать. К вечеру она заглядывала, и молодые убегали целоваться в подвал института. где хранились баллоны с жидким кислородом. Вахтер Петр Васильевич им разрешал, даже поставил там два железных, невозгорающих стула, он взял слово, что Вова не будет курить. Вова не курил— курила, подражая матери. Светлана. Я пригрозил, что губы оторву, если еще раз учую запах мерзкого табака из ее прекрасных уст… Плохо, когда дите растет без отца.

Сын мой, как я уже говорил, учился на физмате. Как-то я встретил его возле магазина — он отрешенно волок в авоське три литровые бутылки молока и бутылок пять минеральной. Увидев меня, кивнул, как чужой, но, подумав, остановился.

— Ты чего хмурый, как Пиночет? — Подошел я к нему. У мальчика уже чернели усики, как у поэта Лермонтова.

— Папа. — напрягся сын. — А нынче дуэли разрешены?

— В театре!

— Я его вытащу в театр, на какой-нибудь спектакль… и заколю! — с угрозой сказал Мишка и двинулся дальше.

— Эй! Ты че?! — остановил я его, — Не валяй дурака! Все! Поезд ушел. Она замужем. А у тебя еще будет сто красивых девушек!

— Неправда! Ты говоришь неправду! Такой не будет! — Мишка смотрел на меня исподлобья, как я когда-то смотрел на Таню, желая, чтобы лицо мое оставалось в тени, как у сыщика.

— Будет! — возразил я с поспешной улыбкой, хотя жалел в эту минуту сына до слез.

— Нет!

— Поверь мне! Я тебе папа или нет?

— А сам помогал Вовке жениться! Ты не мог помочь мне?! Все говорят! — крикнул мой сын и пошел прочь, звякая белыми и зелеными бутылками. Минеральная. наверно, для Валеры. Таня никогда ее не любила.

"Господи, как сложна жизнь! А ведь мальчик прав. Я плохой отец. Я не подумал о своем сыне, а устраивал дела Вовы… Но Светлана-то кого любит? Что делать, мой мальчик… не все нам подвластно в этом мире".

Шеф несколько раз спросил у меня, когда будет готова диссертация. Я небрежно ответил, что решаю новую задачу… по… магическому кристаллу (вспомнил слова Пушкина: "…даль свободного романа и сквозь магический кристалл еще неясно различал").

— Неплохое название, — одобрил шеф, — Магический кристалл. Сокращенно МК. Ну, давай. Доложишь..

Люся, наконец, разрешила — и Вова переехал из общежития к Светлане домой. Над парнем перестали смеяться. И в глазах его появилось осмысленное выражение.

Теперь можно было заняться и его делами. Я предложил Вове попробовать сдать экзамены экстерном за последние два курса, чтобы он мог взяться за дипломную работу. Прекрасно зная вкусы и слабости преподавателей (среди них назову хотя бы Серегу Попова), я подробно объяснил Володе новейшие открытия в физике, о которых не было еще ни слова ни в одном учебнике, но которые, несомненно, должны были получить отражение в вопросах на экзамене. А рассказывая о кристаллах, и вдруг почувствовал доселе незнакомое мне наслаждение — наслаждение объяснить то, что я люблю, знаю досконально.