Алан Камминг - Волшебная сказка Томми

Бобби шагнул ко мне и положил руку мне на плечо.

— Да, Томми. Я знаю. Просто, наверное, время еще не пришло.

—А когда же оно наконец придет? — прохрипел я сквозь сдавленные рыдания.

— Время — для чего? — тихо спросила Сейди. Ей было действительно интересно, что я отвечу.

— Для всего. Для семьи. Для нормального дома, чтобы жить со своей семьей. — Я обвел взглядом замшелую кухню, покачал головой и расплакался. Больше я ничего не сказал. Просто стоял и плакал. Мне было плохо. Я страшно устал, у меня все болело, организм еще не отошел после обширного наркотического отравления и многодневного недоедания, хотя Бобби с Сейди усердно кормили меня все воскресенье — с той минуты, когда увидели меня утром, — и сегодня заставили как следует позавтракать перед выходом. Но мне было плохо не только физически. Мне было плохо вообще. От всего.

— Но у тебя есть семья, Том. Твоя семья — это мы. Я и Сейди. — Бобби обнял меня и прижал к себе. Я чувствовал, как моя дрожь передается ему и он забирает ее себе.

— Ждать подходящего времени — это неправильно, — твердо проговорила Сейди. — Подходящее время приходит, когда мы сами решаем, что оно пришло.

— Тогда почему не сейчас? — пробормотал я сквозь слезы, уткнувшись лицом в плечо Бобби. — Почему нельзя, чтобы прямо сейчас?!

— Тише, Томми. Не плачь, не надо. А то мы тоже сейчас разревемся. Ты просто устал, у тебя отходняк, и поэтому кажется, что все плохо. Но все не так плохо, правда. А скоро будет совсем хорошо, вот увидишь. Не плачь.

Бобби умолк, Сейди тоже молчала. Тишину нарушали только мои приглушенные рыдания. А потом Сейди шагнула вперед и положила руку мне на плечо.

— Можно и прямо сейчас. — Ее голос дрожал. — Томми, ты будешь отцом моего ребенка?

Вот так все началось. Забавно иной раз бывает: человек долго думает о чем-то, но боится об этом сказать, а потом все-таки говорит, и уже то, что он высказал это вслух, превращает желание, казавшееся абсолютно неосуществимым, в реальную возможность, а потом — и в реальность. В сбывшуюся реальность, которая меняет жизнь. К лучшему, надо добавить. Конечно же, к лучшему. А все начиналось со слез и отчаянной безысходности в той жуткой квартире на Хайбери-Грин. Я столько раз говорил, что моя семья — это друзья. Бобби и Сейди — мои самые близкие люди. И вместе с тем я страдал, что у меня нет семьи и детей. Сейди — она молодец. Даже странно, что я не додумался до этого сам. Это же так очевидно и так естественно: всегда быть рядом с людьми, которые тебе по-настоящему дороги, и завести с ними детей, и жить всем вместе, одной большой дружной семьей.

Разумеется, в пересказе, да еще по прошествии времени, все представляется проще. Но это было отнюдь не простое решение. Сколько было бессонных ночей! Сколько было тревог, разговоров, сомнений: а вдруг мы сейчас совершаем большую глупость, самую глупую и безответственную на свете?! Как ни странно, но именно Чарли разрешил все сомнения и столкнул нас, боязливых, с обрыва, отправив в головокружительный полет к звездам, когда страх рассыпается радостным смехом, и ты обмираешь от ошеломляющего, пронзительного восторга: да, мы решили, и мы это сделаем! У нас будет ребенок! Когда я рассказал Чарли про Индию, он отреагировал точно так же, как Сейди: «Ой, Томми, я даже не знаю... Мне так тебя жалко. Ты такой дурачок». Он не злился, не упрекал меня, не осуждал. А когда я сказал ему о предложении Сейди, он обрадовался и сказал, что она замечательно все придумала.

А через пару недель после этого разговора, когда Чарли зашел за мной в пятницу (мы, как всегда, собирались рвануть по клубам), он увидел, что мы снова сидим все втроем за кухонным столом и мучительно обсуждаем, как все будет происходить, и что будет потом, и когда мы уже это сделаем, и вообще надо ли это делать. Он послушал нас пару минут, а потом вдруг сказал:

— Господи, просто пойдите и сделайте! Так можно вечно сидеть обсуждать и готовиться! Только вы все равно будете не готовы. Это очень большая ответственность. К ней нельзя подготовиться. Ее можно только принять. Вы хотите ребенка. Вы оба хотите ребенка, и только это имеет значение. Не надо сидеть обсуждать. Надо делать. У вас все получится. Тем более что вы не одни. У вас есть Бобби и есть мы с Финном. Мы уже через это прошли, мы вам поможем. И, поверьте мне, вы потом не пожалеете. Никогда!

Помните, я любил сочинять сказки? А теперь я как будто и сам попал в сказку.

Случилось столько всего удивительного и волшебного. И в числе прочего я сблизился с Чарли. То есть сблизился по-настоящему. Однажды я посмотрел на него и понял, что это — тот самый человек, который мне нужен. И кроме него, мне не нужен никто. Я уже не боялся сближения, потому что в случае с Чарли сближение не означало потерю свободы, а было как раз наивысшим ее проявлением. Тем более что он и не посягал на мою свободу. (Много вы знаете людей, которые спокойно относятся к тому, что их бойфренд спит со своей бывшей девушкой, а потом еще поощряют его, чтобы он сделал ребенка со своей лучшей подругой?) Он просто хотел, чтобы я был счастливым. Я так долго не подпускал его к себе, так упорно сопротивлялся... А потом перестал сопротивляться, просто взял и перестал, потому что вдруг понял, что это глупо. Теперь мне уже самому непонятно, чего я боялся. Мне с ним так хорошо. Он не пытается меня сломать, не пытается меня изменить, ему не нужно, чтобы я стал его собственностью, он меня любит, и хочет, чтобы я был счастлив, и хочет сам быть счастливым со мной. И я тоже его люблю и хочу быть счастливым — так чего же я ждал столько времени?! Наверное, это тоже этап взросления. Когда ты уже не боишься большого чувства и можешь сблизиться с человеком настолько, насколько это вообще возможно. Так что в конечном итоге Финн добился, чего хотел. Теперь я — его второй папа.