Юрий Поляков - Три позы Казановы

– Я не уйду.

– Ну, пожалуйста!

– Нет. Кто у тебя был?

– Данька…

– Ты же сказала, он скотина…

– Что-о! Вот ты значит какой?! – Её затрясло от ярости, а веснушки на покрасневшем лице стали фиолетовыми. – Пошёл вон, сосунок! Урод!

…Кокотов брёл по лагерю, как слепой по знакомой улице. В ледяном небе горело жестокое солнце. Жизнь была кончена. Горн с бодрой металлической хрипотцой звал пионеров восстать от здорового послеобеденного сна…

Утром, через два дня после карнавала, в комнату Кокотова влетел напуганный Ник-Ник и закричал:

– Скорее, скорее! Зовут!

У административного корпуса стояла чёрная «Волга». «Сергей Иванович снова к Зое приехал. Соскучился…» – подумал Кокотов и ошибся.

– Зэка сидела за своим директорским столом, но сидела как-то странно – не начальственно: молчала и сцепляла в змейку канцелярские скрепки. Она так всегда делала, когда сердилась. Цепочка была уже довольно длинная. А за приставным столом устроился крепкий мужик лет тридцати. Белая рубашка с короткими рукавами. Галстук. Лицо совершенно не запоминающееся. Стрижка короткая, каку военного, но стильная, как у гражданского пижона. На стуле висел его пиджак, явно импортный, светло-серый с перламутром. На столе перед незнакомцем лежала тонкая дерматиновая папка на молнии – такие выдавали делегатам слётов и конференций. Увидев Андрея, Зэка нахмурилась и объявила:

– А вот и Кокотов!

– Присаживайтесь! – кивнул стриженый, не встав и не подав руки. – Вас как зовут?

– Андрей…

– А отчество?

– Львович.

– Я так почему-то и думал.

– Но можно и без отчества.

– Нельзя! – Он посмотрел на вожатого с обрекающей улыбкой. – Нельзя вам теперь, Андрей Львович, без отчества! Никак нельзя. Вот ведь какая петрушка. Вы ведь, кажется, студент второго курса Педагогического института имени Крупской?

– Третьего… на третий перешёл…

– А я сотрудник Комитета государственной безопасности Ларичев Михаил Николаевич. – Он вынул из нагрудного кармана удостоверение и раскрыл: на снимке стриженый был одет по форме, а выражение лица, остановленное фотографом, равнодушно-карательное.

Кокотов оторопел и ощутил в желудке режущую тошноту. Ларичев, понятно, заметил смятение и с какой-то добродушной брезгливостью довольно долго молча рассматривал потрясённого вожатого.

– Наверное, мне лучше выйти… чтобы вы могли спокойно поговорить? – вдруг предложила Зэка и собрала «змейку» в комок.

– Да нет уж! Раз это случилось в вашем лагере, останьтесь, пожалуйста! – холодно попросил Михаил Николаевич, нажимая на слово «вашем».

– А что случилось? – спросил Андрей мёртвым голосом.

– Не догадываетесь? – Чекист звучно открыл молнию и вынул из делегатской папочки большую фотографию, судя по оторванным уголкам, приклеенную, а потом содранную. – Это вы?

– Где?

– Вот! – Он постучал по снимку, сделанному лагерным фотографом Женей во время карнавала.

В центре стояла Людмила Ивановна, одетая атаманшей, рядом с ней Кокотов – в майке с надписью Make love not war! На лбу у Андрея красовалась бумажная лента со словом Hippy. За ними толпился весь первый отряд, изображая пиратскую ватагу. Сзади виднелись Таины уши, поднимавшиеся над пионерской толпой: она сделала себе из ватмана длинные заячьи уши. Очень смешные…

– Так это вы или не вы? – повторил вопрос Михаил Николаевич.

– Я… – ответил Кокотов.

– Волосы у вас всегда такие длинные?

– Н-нет, просто отросли…

– Ага… Выходит, вы, Андрей Львович, у нас хиппи?

– В каком смысле?

– В прямом. Состоите в организации хиппи, так или нет? И врать не надо!

– Он комсомолец, – хмуро вставила Зэка.

– «Молодую гвардию» фашистам тоже комсомолец сдал! – понимающе усмехнулся Ларичев. – Кто ещё входит в вашу организацию?

– Никто.

– Так не бывает!

– Я не хиппи! – пролепетал Кокотов, наконец сообразив, в какую жуткую историю попал. – Это же просто карнавальный костюм…

– Странный выбор для пионерского карнавала! Не находите? Майка ваша? Отвечайте!

– Майка… Майка… – Андрей внутренне заметался.

В этот момент Зэка уронила на стол металлическую змейку, которую во время разговора пересыпала с ладони на ладонь. Вздрогнув от звука, он глянул на директрису и увидел, как она чуть заметно покачала головой.

– Так чья это майка? – повторил Ларичев. – Ваша?

– Нет…

– А чья?

– Нашёл…

– Да что вы! И где же?

– На Оке.