Юрий Поляков - Три позы Казановы

– Отведёшь её домой! Под личную ответственность!

– Николаич, давай лучше я отнесу! – вызвался Витька.

– Не надо! Не умеешь… – отрезал физрук.

Тая жила в клубе, в комнатке под самой крышей, рядом с кружком рисования. Шла она сама, но иногда её шатало, и девушка хваталась за сопровождающего, чтобы не упасть. Андрей подхватывал, очень осторожно, боясь, что художница подумает, будто он хочет воспользоваться её пьяной вседоступностью. Один раз, удерживая девушку от падения, он случайно тронул её грудь – и тут же отдёрнул руку, точно обжёгся…

По дороге Тая без умолку говорила про луну, которая всегда сводит её сума, про предков, которые ничего вообще не понимают в жизни, про какого-то Даньку, который после того, что случилось на даче, никогда на ней теперь не женится… Несколько раз она спрашивала, как зовут сопровождающего, но тут же забывала. В её мансарде пахло парфюмерией и масляными красками. Под окном стоял раскрытый этюдник: на картоне был нарисован рыжекудрый ангел, сидящий на облаке и зашивающий золотыми нитями своё разорванное крыло, разложенное на коленях.

– Нравится? – спросила Тая.

– Очень!

– Тебя как зовут? – снова спросила она.

– Андрей…

– Ты хороший мальчик! Не такой, как они. А Данька – вообще скотина! И Лёшка – тоже скотина…

Она, шатаясь, подошла вплотную к Кокотову, положила ему руки на плечи, встала на цыпочки и вдруг впилась в его губы пьяным сверлящим поцелуем. Андрей от неожиданности попятился, потерял равновесие и с размаху упал на кровать, спружинившую, как батут.

– Сволочь!

– Кто? – похолодел он.

– Данька! Ему для друга ничего не жалко! Понимаешь?! Меня ему не жалко! И мне тоже теперь себя не жалко!

Одним одаривающим движением она стянула с себя майку. Грудь у неё была маленькая, почти мальчишеская, зато соски крупные и красные, точно воспалённые. Плечи покрыты веснушками. В следующий момент Тая, держась за стул, вышагнула из бриджей, павших на пол вместе с чёрными трусиками. Бёдра у худенькой художницы оказались умопомрачительно округлые, а рыжая треугольная шёрстка напоминала лисью мордочку с высунутым от волнения влажным розовым язычком.

Насыщаясь этим невиданным зрелищем, Кокотов ощутил во всём теле набухающий гул.

– Ну? – Тая наклонилась к нему, взяла его руки и положила себе на грудь.

Соски были такими твёрдыми, что при желании на них можно было повесить что-нибудь, как на гвоздики.

– Нравится?

– Да… – еле вымолвил он сухим ртом.

– Разденься!

Андрей вскочил и начал срывать с себя одежду, боясь, что вот сейчас эта ожившая грёза подросткового одиночества исчезнет или Тая передумает, обидно расхохочется и оденется. А если даже не передумает, то он в свой первый раз обязательно сделает что-нибудь не так и будет позорно уличён в полном отсутствии навыков обладания женщиной. Но художница с благосклонным удивлением посмотрела на Кокотова, оценив его дрожащую готовность.

– Вот ты значит какой! – произнесла она фразочку из популярной в те годы юморески и толкнула вожатого на постель.

Он снова упал навзничь, а Тая, засмеявшись, тут же с размаху его оседлала. (Так, должно быть, кавалерист-девица Дурова вскакивала на своего верного коня, чтобы мчаться в бой.) Андрей испугался страшного членовредительства, с которым неизвестно потом в какой травмопункт и бежать, но художница умелой рукой в самый последний миг спасла Кокотова для двух будущих браков и нескольких необязательных связей. Едва он успел осознать влажную новизну ощущений, как в голове одна за другой начали вспыхивать шаровые молнии. Прошивая насквозь тело и напрочь отнимая рассудок, они мощно взрывались в содрогающихся чреслах Таи.

– Вот ты какой! – одобрительно прошептала она, когда молнии закончились.

И засмеялась, но уже не с гортанной хмельной отвагой, а тихо и грустно.

– А ты? – спросил он.

Несмотря на нулевую практическую подготовку, теоретически Кокотов был подкован, ибо читал «Новую книгу о супружестве» и, конечно, знал, что женщина тоже должна испытывать во время любви нечто подобное.

– Я? У меня до конца никогда не получается.

– Почему?

– Не знаю. Но мне всё равно хорошо…

– А вдруг со мной получится?

– Нет, не получится!

И она почти без сил сползла со своего скакуна, как, наверное, слезала после жаркого боя кавалерист-девица Дурова, порубав французов без счёту.

– Иди! Извини, я забыла, как тебя зовут?

– Андрей.

– Иди, Андрюш! А то они там ещё что-нибудь подумают…