Юрий Поляков - Три позы Казановы

– Это не опасно? – волнуясь за любимого, спросила Юля.

– Нет, внучка, совсем не опасно. «Лилипутин форте» два года испытывали на битцевском маньяке. Он изнасиловал и задушил двенадцать женщин. Уменьшали и увеличивали раз сто. Перед расстрелом его осмотрел врач и признал не только практически здоровым, но даже помолодевшим.

– И ты, дед, предлагаешь…

– Другого выхода у нас нет.

– И какого же размера я стану? – дрожащим голосом уточнил пастельных дел мастер.

– Примерно вот такого… – Чекист показал полмизинца.

– А что он будет есть?

– Не переживай! Этим вопросом специально занимались. Можно употреблять обычные продукты, но тщательно измельчённые. А лучше всего детское питание. Ну, ты готов?

– Готов, – обречённо кивнул Кирилл.

– Вставай на стол!

– Зачем на стол?

– На полу мы можем тебя случайно раздавить. Но сначала разденься!

– Однако ж…

– Не стесняйся! Без этого нельзя. Упавшая одежда раздавит тебя, как горная лавина.

– Дедушка, неужели ты испытывал это на себе?

– Конечно, умница моя. А как же?

– Это не больно?

– Нет. Лёгкое головокружение, как от шампанского.

Кирилл тем временем взгромоздился на стол и переминался, по-штрафному прикрывая пах руками. Дед вытряхнул на розовую внучкину ладошку таблетку, и она бережно поднесла её своему окончательному мужчине. Через минуту на полированном столе обнаружилась фигурка не больше оловянного солдатика, весело размахивавшая руками. Юля склонилась, чтобы получше рассмотреть уменьшенного любовника.

– Дыши в сторону, а то собьёшь его с ног! – предостерёг дед.

– Ой какой крошечный! – вскричала она и прыснула.

Заслуженный нелегал тем временем достал из тумбочки прозрачный пластмассовый цилиндрик, вытряхнул из него но-шпу, влажной салфеткой тщательно вытер внутренность, а потом, накалив над пламенем зажигалки иглу, проделал в крышке несколько отверстий – для воздуха.

– Ну вот, домик готов. У тебя есть что-нибудь мягкое?

– Косметические тампоны…

– Отлично, давай! Так. Проверим.

Кирилл, сообразив, что от него требуется, забрался в прозрачный цилиндр и улёгся там, как на мягкой перине, изобразив курортную расслабленность. Юлия засмеялась и погрозила ему пальцем. Художник вылез наружу и задрал голову, вопрошая, мол, что же дальше? Его голоса слышно не было – так, еле уловимый писк. Генерал кончиком иглы подцепил несколько фиолетовых мучинок из второй ампулы, осторожно, чтобы не поранить, приблизил остриё к лицу уменьшенного человечка. Через минуту Юлию и старика шатнуло так, будто они стояли в метро на краю платформы перед выстрелившим из тоннеля электропоездом. Раздался звон стекла и крик боли. Люстра под потолком раскачивалась, а Кирилл, снова принявший свои обычные размеры, держался за голову.

– Перед увеличением необходимо убедиться, что над головой чистое небо! – наставительно произнёс старый генерал, словно повторяя инструкцию по применению.

– Ну и как это – быть маленьким? – спросила Юля, повиснув на шее у любимого.

– Знаешь, очень интересно! Сильнейшие запахи, а муравей размером с кошку. Вас вообще не различить, огромные размытые цветные пятна, как на полотнах Ротко…

– Да, муравьи иногда заползают с лоджии на сладкое… – озабоченно подтвердил старый разведчик.

– А порошок горький? – спросила Юля.

– Напоминает стрептоцид…

– Это ваше спасение, дети мои! – Генерал протянул вскрытые ампулы влюблённым и крепко завинтил крышку контейнера: – Остальное надо отнести назад, в тайник. «Лилипутин» ещё понадобится, когда Россия поднимется с колен и начнёт восстанавливать агентурные сети. А теперь слушайте меня внимательно…

…По плану, разработанному старым разведчиком, влюблённые, зная, что за ними следят, разыграли ссору в Аптекарском огороде и расстались со словами: «Всё кончено! Да пошёл ты…» Юля на глазах у «наружки», которую приставил к ним опытный мерзавец Стрюцкий, дала милому звонкую пощёчину и гордо зашагала домой. А Кирилл как ни в чём не бывало сел на скамейку, открыл альбом и начал рисовать симпатичную юную женщину, качавшую коляску и явно скучавшую в обществе младенца. Со стороны это выглядело так, будто художник умело втирается в половое доверие с помощью изобразительного искусства. Тоскующая мамаша была выбрана совсем не случайно: она жила водном подъезде с Юлией. Кирилл вызвался проводить, помог втащить по ступенькам коляску и довёл новую знакомую до самой квартиры, но от призывов продолжить рисование на дому уклонился. Он спустился в холл, уменьшился, приняв «лилипутин форте», и спрятался в пустом спичечном коробке, заранее положенном под батарею. «Наружка» тщетно дожидалась, когда художник выйдет из подъезда, и строго осуждала похотливую неразборчивость кормящей матери. А Юля, выждав, спустилась вниз, присела, пошарила рукой под радиатором и похолодела: в заветном месте было пусто. Зато в холле орудовала шваброй уборщица в синем халате и оранжевых резиновых перчатках, рядом с ней стоял чёрный полиэтиленовый мешок с мусором, а вокруг тёрлась, выгибая полосатую спину, кошка с взволнованными жёлтыми глазами.