Глеб Черкасов - Как мы не стали бандой

Никита Палыч посмотрел на него как на идиота.

— Во-первых, нам надо порастрястись, особенно тебе, а то солидности полные штаны. Во-вторых, опыт новый всегда полезен. В-третьих, чемпионат мира, считай, на халяву смотрим, пиво пьем, поди плохо. Ну и с каждого билета нам приходится по несколько сотен евро в среднем, а если нам подвезут билеты на полуфиналы, так и вообще круть будет. Ты ж дом строишь, деньги нелишние.

С домом шеф попал в точку. Там никакая копейка не могла считаться лишней. Их вообще больше не стало, лишних денег. Иногда казалось, что и обычных явный недостаток.

Сначала Кислицыны, как и планировали, купили соседний участок, а потом, как-то так получилось, и еще один, совсем задешево, у практически спившегося генеральского внука — жаль было упускать. Пока оформляли, пока сносили ненужные заборы, прошел почти год. Зато сколько радости было, когда всей семьей приехали обмывать новые владения. Петю не раздражал даже муж сестры, который таки вступил немного деньгами, а больше обещаниями. В конце концов его дети тоже были Кислицыными, хоть и по матери.

В приступе ностальгии Петя пошел проведать Линьковича-старшего. Расчет был, чем черт не шутит, повидать Стаса: организовывать встречу не хотелось, а вот так, случайно, возможно, получилось бы и хорошо. Да и про Диму хотелось хоть кому-то наконец рассказать.

Но старик куда-то уехал, и Петя вернулся к себе смотреть всем мужским коллективом позорнейший для России матч. Семь португальских голов настроения не испортили.

Осень и зиму провели в обсуждении проекта дома и прилегающих земель. Мать не разговаривала со всей семьей две недели, узнав об отсутствии в плане грядок и парников. Петр ненавидел огороды с детства, однако на слова зятя про то, что «в гости могут приехать солидные люди, а тут огурцы какие-то бессмысленные», вызверился и настоял на сохранении пары грядок. Просто из принципа. Чуть обиженная радость Евгении Павловны того стоила.

Весной 2005 года начали строиться. А уже осенью перестали, потому что кончились деньги. Первоначальные расчеты оказались ни о чем. Все дорожало со страшной силой.

Казалось, строилась вся страна: на рынках было не протолкнуться, на котел отопления пришлось записываться чуть не за полгода. Петя не очень понимал, зачем отец в самом начале стройки сразу взял кирпича с запасом. Когда через три месяца пришлось-таки его докупать, выяснилось, что цена подскочила и запас позволил чуть сэкономить.

Еще хуже было с рабочими. Кислицыны не делали ремонтов с девяностых, а тут оказалось, что свободные умелые руки в лютом дефиците. Сами строить они не умели. Петя вспомнил, как мать в свое время несправедливо подшучивала над Алексеем Петровичем: «Рабочий, а руками ничего не умеет». Действительно, он, может быть, и смыслил что-то в станках, которые давно уже сдали на металлолом, но в остальном оказался почти беспомощен.

Отступать было некуда. Пока они занимались участками и домом, к московским квартирам стало не подступиться. Ольга с мужем, к великому недовольству родителей, так и снимали очень задорого хату в центре.

Но Петя и не собирался бросать начатое. Дом был нужен прежде всего для сына.

Первые четыре года Игорь проходил по разряду трат и необходимого, чуть брутального, тетешкания: побросать вверх, проверить мускулы, отвезти к зубному врачу. Все изменилось в два дня.

Как-то вечером, когда пьяный Петя начал орать на жену, у него внезапно заболело колено. Сын ударил хорошо, как будто учили, кулаком, в котором сжимал свою гантельку.

— Утром разберусь, — буркнул Кислицын и уполз дрыхнуть.

На следующий день, проспав все на свете и выбегая из дома, Петя по какому-то наитию обернулся. На подоконнике стоял сын и грозил ему кулаком: мол, не возвращайся. Вечером, когда Петя довольно поздно вернулся домой, одетый Игорь спал в прихожей, сжимая в руке все ту же гантельку. Зоя пожала плечами:

— Не хотел уходить, тебя встречал.

Кислицын себя чувствовал уверенней на минном поле.

Тем более что, в отличие от многих, употреблявших это выражение без дела, он как раз понимал, как это. Петя разбудил сына, извинился перед ним за неудобства, а также пообещал не кричать на мать. Игорь поверил.

А Кислицын потом понял, что разговор взрослого со взрослым был единственно возможным вариантом. И что такого «четенького» пацана, как сын, он не встречал никогда.

Через два месяца сын стал Игорь Петровичем — строго спросив у родителей причину громкого спора (жене Пети не очень нравилась идея с домом и она уговаривала мужа сначала поменять квартиру). Потом Петя записал сына в хоккейную секцию и старался сам, по возможности, возить его на занятия. По дороге туда и обратно они подружились окончательно.