Глеб Черкасов - Как мы не стали бандой

Второго сигнала не последовало.

Через неделю, поздно вечером, Никита Палыч велел взять «бригаду» — так и сказал, «бригаду» — и подъехать по адресу. Галушкин уже был на месте, в багажнике его машины лежал «припас».

Двор известного банка, глава которого за пять часов до этого бодро докладывал в телевизоре о том, как хороши дела, напоминал съемочную площадку фильма про эвакуацию во время войны. Тянуло горелой бумагой. Во дворе суетились люди. Из некоторых окон доносился пьяный ор.

Видно было, что сотрудникам банка не до телепередач и выступление своего руководителя они не видели, иначе зачем бы было так переживать. Особенно тем, кто таскал большие коробки в грузовик. Рядом с ним стоял «мерседес», надежно прикрытый двумя джипами.

Никита Палыч крякнул:

— Чуть припоздали, надеюсь, не фатально, — закурил сигарету и пошел разговаривать.

Вернулся через пятнадцать минут, повеселей:

— Войны не будет, но давай там повнимательней.

Вскорости клерки стали выносить не только коробки, но и сумки. Коробкам была дорога в грузовик, сумкам — в одну из галушкинских машин. Галушкин несколько раз созванивался с кем-то, два раза ходил к «мерседесу», из которого вылезал кругломордый дядечка.

К утру появился и глава банка. Телевизионного лоска в нем совсем уже не осталось. Переговорив с обеими сторонами, он явно успокоился, сходил куда-то наверх и принес пару бутылок коньяка.

«Домой» ехали уже засветло, благо летние ночи коротки. Забросили деньги в офис, бойцов на хату. Петя повез шефа домой.

— Тяжело жить под двумя крышами, всем должен, — задумчиво сказал он.

Никита Палыч только фыркнул:

— У двух маток сосать скулы заболят, люди вложились в банк и не должны пострадать, иначе мы бы отдали этого щегла Феодосию, а он дядечка суровый, не то что мы, либералы, по сути своей.

Вопросы у Пети закончились. Заботы и своей хватало.

Только-только налаживавшийся быт города опрокинулся в тартарары. Сын вскармливался какой-то зарубежной смесью, которая в одночасье исчезла из продажи и, к счастью, появилась по несусветной цене до того, как последняя банка показала донышко. Зарплата Пети, если судить по курсу доллара, практически сразу стала втрое меньше. Но она хотя бы была.

Да и повезло. За полторы недели до дефолта кассир выдал Кислицыну пачку долларов на прокорм квартиры с пацанами. На следующий день он взял не ту барсетку и в итоге потратил рубли, отложенные на новый холодильник. После скачка курса долларов хватило и на холодильник, и на новый телевизор, и даже на новые кожаные плащи себе и жене — коммерсанты из магазина по соседству резко сбрасывали товар.

Остальной народ разорился вконец. Кислицыну несколько раз предлагали мобильный телефон за полцены, и в конце концов он не выдержал и купил прямо на улице. Продавец, вполне солидный себе мужчина, явно распродавал с себя, «понимаете, жена болеет, а за квартиру платить нечем, а все деньги зависли в банке».

Петя винил в народной беде «чужих».

Он не сопоставлял женщину, плачущую около закрытого отделения банка, и свое ночное приключение во дворе головного офиса того же банка.

Узнав, что у родителей есть счет в банке, утешил их тем, что он вроде надежный. Знал Петя об этом потому, что отвез пару сумок именно туда.

Принимал их какой-то кавказец, Кислицын приметил его и решил, что, если что, первая пуля ему.

В начале сентября они с Никитой Палычем поехали в Думу. В последнее время шеф все время держал его около себя. Они даже вместе сходили на какой-то рок-концерт: Галушкин подпевал и плясал под неожиданно «четенькую» музыку. На вопрос, что это было, шеф, хохоча, пригрозил Пете выкинуть из машины всю блатняжку: «Я тебя приучу к нормальному музону, “роллингов” не знает, вот ведь дурак».

На Охотном Ряду выяснилось, что пропуск заказан не только на Галушкина, но и на гражданина Кислицына. Петя обрадовался, надеясь увидеть крайне симпатичного ему Владимира Жириновского.

Кабинет был на одном из верхних этажей. Петя скучал около входа. Людей вокруг было много, но ни Жириновского, ни кого-то еще интересного не нарисовалось, разве что несколько симпатичных явно секретуток проскакали мимо по своим секретучьим делам.

Сделав несколько машинальных шагов в сторону лестницы, Петя вдруг увидел пролетом ниже Антона Маякова. Дачный друг завел бородку, теснившуюся на подбородке, значительно отъелся, но был все такой же и так же взмахивал правой рукой, когда говорил. Солидный мужчина с благородной сединой внимательно его слушал.