Андраш Беркеши - Друзья

— Да разное. То да се, всего не упомнишь. — Старик явно увиливал от ответа. Уже прощаясь с Миклошем, он взглянул на него покрасневшими слезящимися глазами и промолвил: — Учти, то, что я тебе сказал, должно остаться между нами. Не вздумай сослаться на меня, ежели чего, я при всех скажу, что ты лжешь, так и знай. — Поколебавшись немного, он добавил: — А если хочешь узнать что-нибудь об Ауэрбах, поговори с Ирмой. Ты же знаешь ее. Вдова Жиги Баллы. Она уже давно живет с Палом Зоннтагом. — Он засмеялся, обнажив желтые зубы. — С его превосходительством господином Зоннтагом. С ним, кстати, тоже можешь поговорить. Он хорошо знает Ауэрбах. Может, чего и расскажет.

Действительно, об Ирен в поселке никто почти ничего не знал, кроме того, что шесть лет назад, весной шестьдесят четвертого, она вышла замуж за Шандора Ауэрбаха и переехала в Бодайк.

Ирен родилась девятого февраля тридцать восьмого года в Чахольце, селе, находившемся в области Сабольч-Сатмар и насчитывавшем триста пятьдесят жителей. Ее родители жили на восточной окраине села в простеньком домике из саманного кирпича. Когда Ирен появилась на свет, Беле Виде исполнилось тридцать лет. Жена его, женщина слабая и болезненная, тяжело переносила беременность и едва не умерла во время родов. Только благодаря своевременной врачебной помощи она осталась жива, но это окончательно подорвало ее здоровье: стала неметь правая нога, появились постоянные кровотечения, кружилась голова, и она часто падала в обморок. Белу Виду в период присоединения Северной Венгрии [24] Имеются в виду события 1939 года, когда по Мюнхенскому соглашению к Венгрии отошла территория Восточной Словакии и Закарпатья после присоединения Венгрии к Антикоминтерновскому пакту. призвали в армию, и он мало что знал о болезни жены. А она стеснялась своего недуга, скрытничала и обратилась к врачу только тогда, когда боли стали почти невыносимыми. Ее прооперировали, удалив матку. Женщина сильно изменилась после этого, стала мрачной, раздражительной, возненавидела окружающих, и в первую очередь Ирен, которую считала причиной всех своих бед. Изрядная доля этой ненависти доставалась и мужу. Этот сильный человек в краткие периоды своего пребывания дома — призывали его теперь все чаще и на более длительные сроки — чувствовал себя в родных стенах неуютно, много пил и откровенно радовался, получив очередную повестку. Он принимал участие в Трансильванском походе, затем в боях на юге страны, а осенью сорок первого уже воевал на Украине. Так уж получалось, что он постоянно, с небольшими перерывами, оказывался на передовой. Рождество сорок второго года он встречал в излучине Дона. Ирен тем временем росла и не могла взять в толк, почему худенькая, болезненная мать относится к ней с такой неприязнью, ведь она всегда была послушной и старалась угождать матери. Тянулась к ней, как все дети тянутся к матерям, однако та и видеть ее не желала. Девочка жаждала любви и ласки, но не получала их ни от кого. Отца она едва помнила, и, когда в сорок седьмом он вернулся, освободившись из плена, девятилетняя Ирен с недоумением поцеловала какого-то незнакомого ей дядю. Война и долгое пребывание в плену ожесточили Виду, сделали его нелюдимым. Может, его загрубелое сердце и оттаяло бы, встреть он в семье любовь и заботу, но его жена давно уже никого не любила, даже самое себя. На глазах у Ирен постоянно вспыхивали дикие ссоры, родители остервенело грызлись друг с другом, не обращая на нее внимания.

Отец не стал вступать в производственный кооператив, нашел работу в госхозе. Сначала был конюхом, потом кучером, но вскоре из-за постоянных возлияний его отлучили от лошадей, и он перешел в садоводство. В трезвом виде — что стало уже редкостью — Вида был тихим и работящим, но когда ему в голову ударяло вино, он словно с цепи срывался. Становился буйным и нахрапистым и гонялся за женщинами, не в силах совладать со своими дикими инстинктами. Не раз спасалась от него бегством и Ирен, чья расцветающая девичья красота уже привлекала внимание окружающих. Девушка она была развитая, хорошо училась, а главное — с удовольствием, но времени на учебу у нее оставалось мало, ведь ей приходилось вместо хворой матери выполнять всю работу по дому. По утрам она задавала корм скоту, готовила завтрак, а потом торопилась на занятия. Придя из школы, обедала, мыла посуду и, едва отдышавшись, принималась стирать, гладить, убирать в комнатах. Уроки она делала уже из последних сил, стараясь не заснуть над учебниками. Когда мать слегла, учебу пришлось оставить. Ирен ухаживала за матерью, вела домашнее хозяйство, а по вечерам воевала с вечно пьяным отцом. Ей хотелось учиться дальше, но родители и слышать об этом не желали. Ирен исполнилось пятнадцать лет, когда мать положили в больницу в Ниредьхазе. И хотя девушка и страдала от материнской ненависти, но не сердилась на мать, через день ездила в город, навещала ее, выполняла все капризы больной и от души желала ей выздоровления. Увы, врачи ничего не могли сделать. В конце лета она умерла. Тело перевезли в Чахольц и с подобающими почестями предали земле.