Юрий Козлов - Новый вор

«Вот и я думаю, что это было бы слишком просто, — не то согласился, не то возразил тот, после чего, как показалось Перелесову, погрузился в глубокий сон. Он мог себе это позволить. В умное кресло был встроен инновационный навигатор. Если по ходу возникало препятствие, оно сначала мягко притормаживало, а потом, тревожно позванивая, останавливалось. И куда двигаться, кресло знало лучше Перелесова, запутавшегося в коридорах и лестницах Сиднейской оперы. Остановилось прямо перед лифтом. — Если её не могут растворить миллиарды…» — едва слышно пробормотал пилигрим.

Какие миллиарды? Людей или долларов? Пилигрим был универсально , как говорил господин Герхард, используя применительно к русскому фигуры речи немецкого языка, прав.

«Почему не приехал ваш председатель?» — поинтересовался Перелесов, закатывая кресло в лифт.

«На каком ты году обучения?» — как проснувшаяся птица, поднял веко пилигрим.

«На последнем». — Перелесов не понял, как это связано с отсутствием на конференции председателя Общества пилигримов.

«И ты не знаешь, кто он?» — поднял второе веко заместитель неведомого председателя.

«Понятия не имею», — разозлился Перелесов. Ему захотелось выкатить кресло из ракушечной оперы да и спустить по наклонному пандусу в океан. Пусть пилигрим сам проверит — растворяет ли вода старость? Жаль только, кресло не позволит. В воде не тонет, в огне не горит. Вдруг оно, смутился Перелесов, сканирует мои мысли? Ему вспомнился рассказ Куприна, где почтенный генерал, отправляясь после обеда отдыхать, произносил: кто куда, а я в объятия Нептуна. Наверное, тоже растворял старость.

«Идиот! — с отвращением произнес пилигрим. — Уже тысяча семьсот лет председателем Общества пилигримов является Иисус Христос!»

«Смерть растворяет всё на свете. — Пилигрим не на шутку разозлил волонтёра Перелесова. Деятельное внимание (как старость в воде?) неудержимо растворялось в его недружественном поведении. — Он вдруг вспомнил теорию Авдотьева, что земля чуть ли не на две трети (видимо, за вычетом гор и раскалённых, куда не ступить босой ногой, пустынь) состоит из дерьма живущих и праха умерших существ. — Растворение, — перевёл Перелесов на английский, несколько изменив, русскую поговорку, — мать учения».

«Это так, — вывернул из кресла похожую на корнеплод голову и, как показалось Перелесову, впервые его внимательно рассмотрел пилигрим, — но я бы уточнил: правильное растворение — мать учения. Тебе ещё много раз предстоит растворяться, не ошибись. Не из каждого раствора вылезает кристалл. Герхард… он тебе кто?»

«Муж матери», — растерялся Перелесов. Язык не повернулся назвать господина Герхарда отчимом.

«Хорошее родство, — кивнул, отключив в кресле электромотор, пилигрим, — избавляет от ненужных иллюзий. По статистике, каждая седьмая жена рождает ребёнка не от мужа. Ты правильно растворился. Кристалл уже лезет. Передавай Герхарду привет».

Если он сам… не растворился, подумал Перелесов, с трудом удерживая катящееся по пандусу к причалу кресло.

У причала на слабой волне покачивался катер с мачтой-подъёмником, как понял Перелесов, для кресла заместителя председателя Общества пилигримов.

«Когда у вас перевыборы?» — поинтересовался он.

«Сам как думаешь?» — с высоты подъёмника дребезжащий голос пилигрима прозвучал с какой-то архангельской пронзительностью и ветхозаветной мощью.

«Уже состоялись? — пискнул, как мышь, Перелесов. — Или никогда?»

Пилигрим не ответил. Заботливо подхваченное руками стюардов, кресло опустилось на палубу катера. В белоснежных кителях и фуражках с золотыми кокардами они напоминали ангелов. Катер оттолкнулся от причала, развернулся и взял (по гипотенузе) курс на огромную белую яхту, айсбергом стоящую на рейде.

Из Сиднея Перелесов вылетел в Буэнос-Айрес на сельскохозяйственный симпозиум по новым поколениям кормовых семян . В сущности, Земля не так уж велика, думал он, глядя в иллюминатор на ворочающийся под одеялом облаков океан, а когда стемнело — на яркие гирлянды звёзд, опутавших самолёт, как летящую ёлку. Над океаном самолёт сильно трясло. Земля, вообще, легко вмещалась в отдельную человеческую голову. Индостан, например, самолёт пересекал от Гималаев до Мальдив за четыре с половиной часа. Полуостров был похож на вытертое жёлтое (в отличие от белого пухового океанского) одеяло. Сверху было непонятно, как на этом одеяле поместились почти два миллиарда живых людей? Даже возникали какие-то нетолерантные мысли о прыгающем блохоподобии человечества. За Индостаном голубая океанская дева отбрасывала облачное одеяло, шаловливой ладошкой подгребая к себе скалисто-зелёные фаллические острова. За Индонезией и Полинезией (они смотрелись на коже девы как яркие цветные тату) после прибрежных, дробящих воду скал, до самого Барьерного рифа и густых лесов Нового Уэльса лежала раскалённая сковородка австралийской пустыни. Каждый год в ней бесследно испарялись тысячи незадачливых путешественников. А дальше — снова океан, уже в браслетах айсбергов, и ухоженная (с прибрежными обрывами, водопадами, строго очерченными полями, черепичными крышами и стаканчиками небоскрёбов) Новая Зеландия. За ней на пути к белой заднице мира (грубое определение арабских мореплавателей, увидевших Антарктиду издали и немедленно развернувших свой корабль обратно) можно было разглядеть родимое пятно Тасмании с вытянувшимся хоботом малоэтажным городишкой Хобартом. И в других концах Земли (семь — десять часов по пространственно-временной окружности) было на что посмотреть путешествовавшему за казённый счёт Перелесову: на горящую посреди ночного ледяного океана люстру Исландии; угрюмый сизый, как истоптанный на зимнем крыльце половик, Ньюфаундленд; истекающую с раннего вечера до позднего рассвета электрическим жёлтым светом Европу в шпилях соборов и ветряных с пропеллерами вышках; Поднебесную в застеклённых теплицах-ангарах, смоге и земляных реках; каменные, вылезающие из тумана складки (губы?) Андов и Кордильер; длинную, как поваленную берёзу, Россию, придавившую обескровленный петушиный гребень северной Евразии. Перелесову хотелось опустить вниз руки, замесить мир, как глину. Он слышал рвущийся из глубин Земли зов. Существующий мир исчерпал себя. Ему было не жалко этого, похожего на заместителей председателя Общества пилигримов, умирающего мира.