Кристен Рупеньян - Ты знаешь, что хочешь этого

– У меня все плохо, – сказала она. – Все совсем плохо.

Всхлипывая и задыхаясь, она пустилась в запутанный рассказ, в котором фигурировал не только Марко, но и парень из студенческого братства, который плохо с ней обошелся, и жуткая ссора с новой женой отца, и неутихающая война с соседкой по комнате, и – о чем она упомянула уже как-то напоследок – то, что она не справляется с большей частью занятий, и на будущий год ей назначат испытательный срок.

– Мне так жаль, – пораженно сказал Тед. – Мне очень жаль. Как-то совсем сурово звучит.

– Поверить не могу, что ты мне позвонил, – сказала Анна. – Мне никто из дома не звонил уже целую вечность. Как будто обо мне все забыли. Думаешь, что сблизился с кем-то, а когда доходит до дела, тебя просто забывают.

– Я о тебе никогда не забывал, – сказал Тед.

– Я знаю, – ответила Анна. – Я знаю, что не забывал. Ты всегда был рядом, всегда, но я этого не ценила, я это принимала как должное. Я была такой эгоисткой. Противно даже вспомнить, какой я была в выпускном классе. Господи, если бы можно было все в себе поменять, но просто… просто уже слишком поздно что-то делать, в этом вся беда. Все в полной жопе, и я просто не знаю, кто я, понимаешь? Что вообще за человек принял все эти решения, с которыми мне теперь жить? Я оглядываюсь на этого человека, и я его ненавижу, ненавижу за то, что она со мной сделала, она мой злейший враг, но беда в том, что это я сама.

Пока Анна изливала, что у нее на сердце, сердце Теда разгоралось, как вспышка на солнце. Он больше всего хотел, чтобы Анна увидела себя его глазами: насколько она прекрасна и совершенна. Ему нужно было, чтобы она узнала, что он пронесет это воспоминание – это знание – о ней в своем сердце, и, что бы ни случилось между ними, как бы она на себя ни злилась, он мог что-то сделать для нее: любить ее, самозабвенно и неиссякаемо, со всепоглощающей преданностью и чистотой, всю оставшуюся жизнь.

Через час Анна шмыгнула носом.

– Спасибо, что выслушал, Тед, – сказала она. – Для меня это правда много значит.

Я бы умер за тебя, подумал Тед.

– No problemo, – сказал он.

После этого Тед и Анна начали почти каждый вечер созваниваться. Тед никогда в жизни не переживал ничего настолько волнующего, как эти поздние разговоры. Он выстроил вокруг них сложную систему ритуалов, наподобие тех, что первобытные племена могли бы осуществлять при разжигании огня, чтобы сдержать его силу.

Частью этих ритуалов было то, что разговоры сохранялись в тайне – разумеется, от Рейчел, но еще и от его родителей, и от всех вообще. Он перевесил телефон в своем логове от компьютера к кровати. Включал вентилятор за дверью, чтобы создать фоновый белый шум. Принимал душ, чистил зубы и забирался под одеяло. Еще до того, как Анна отвечала на звонок, кожа у него делалась горячей, почти лихорадочно.

– Привет.

– Привет.

Голоса у них были сипловатые и тихие; они мурлыкали, думал Тед, как будто лежат рядом в постели и перешептываются поверх подушки. Он закрывал глаза и представлял это.

– Как день прошел? – спрашивал он.

– А… Сам знаешь.

– И все-таки. Расскажи, мне интересно.

И когда Анна начинала рассказывать, как прошел день («Ну, я проснулась в четыре утра, потому что гребаная команда гребаной Шариз…»), Тед медленно гладил себя по груди и ребрам, представляя, что это рука Анны, и его кожа покрывалась мурашками под ее пальцами.

Говорил он в этих беседах мало, ограничиваясь сочувственными «ох ты» и «о нет». Как-то раз, когда голос у Анны был особенно расстроенный, он сказал:

– Как мне жаль, – и добавил одними губами: – Моя хорошая.

Тем временем его рука медленными чувственными кругами опускалась вдоль тела, скользила вдоль резинки боксеров, под эластичную полосу, робко начинала гладить край волос на лобке.

– Расскажи про Кейтлин, – говорил он, когда Анне, казалось, уже нечего было рассказывать.

Кейтлин была мачехой Анны. Тед начинал играть со своим членом – постукивать кончиками пальцев, пробегать по стволу.

– Думаешь, отец ей возразит или примет ее сторону?

– Да ты что, издеваешься? – почти взвизгивала Анна.

– Шшш, шшшш… – успокаивал ее Тед. – У Шариз тренировка через четыре часа.

– В жопу Шариз, – шептала Анна.

Тед смеялся. Анна тоже смеялась. Он почти чувствовал ее дыхание на лице. Он сжимал член, выгибаясь от наслаждения, и стискивал зубы, чтобы не издать ни звука.

– Ты засыпаешь? – наконец спрашивал он.

– Да, – отвечала Анна.

– Хочешь, уснем вместе?