Татьяна Виноградова - Непростые истории о самом главном [сборник рассказов]

— Сегодня можно не торопиться, — разрешает СЕД. — Давай оседлаем жизнь и просто поедем на ней? Сходи в гости, попей чайку и выспись наконец-то.

Я ж не против. Но как только я удобно устраиваюсь на воображаемом диване, тело отдыхает, а мозг все никак не может угомониться.

Что я есть? Что я буду?

Говорят, что я образованная. А я не читала Гомера и Джойса, но притворяюсь, что читала. Я вообще часто притворяюсь. Зачем? Наверное, потому что не хочу никого обижать. Даже давно покойных Гомера и Джойса. Моя квартира завалена книгами. Апдайк со своим «Беги, кролик, беги…» навевает тоску заменой слова на «крольчиху». Кафка, Достоевский, Пелевин, Мураками, Маркес, Голсуорси, Маккалоу, Хемингуэй… — все вперемешку. Великие.

Ну что же вы, великие, пишете о том, что болит? О преодолении, о бессмыслице смятенных душ, об одиночестве, о преступлениях, за которыми обязательно следуют наказания, о мошках в янтаре? Почему никто из вас не написал о простом человеческом счастье? Ричарду Баху спасибо — за чайку…

Я птица, которая так и не научилась летать. Пора бы уже, в моем-то возрасте. За спиной выросли огромные крылья, но у курицы тоже они есть, а взлететь — разве что на невысокий забор.

Станция-пауза возвращает воспоминания о прошлом вечере, где я сажусь за компьютер и пытаюсь сотворить «счастье». Я ж еще и писатель, как-никак.

Подходит мой ребенок — моя дочь. Взрослая дочь, у которой за спиной тоже уже прилично. И она рядом со своею ношей. Высокая, молодая, красивая. Еще чуть-чуть — и пойдет впереди меня. Она — почка, а я дерево — ращу, питаю, пестую, чтобы вывернулась в роскошный лист и улетела. Она для меня — все. А я для нее? Спросить бы.

— Ну, мама, — говорит, — опять начинаешь, — отмахивается от вопроса. — Что ты все пишешь и пишешь?

И вот мы уже болтаем о ее подружках и парнях, об университете, о музыке, о моей работе и творчестве, о том, что у нас за спинами. Перебираем бусинки новостей, сплетен, событий, аргументов и фактов, упорядочивая прошлое. Дочь все реже спрашивает, чаще дает советы, и реже говорит о любви — ко мне. Наша любовь давно вплетена в нить жизни и закреплена.

Ночью, когда я буду одна, жгучее желание прогонит флегматика СЕДа и заполонит все до кругов перед глазами: хочу! Хочу, хочу… ну пожалуйста… Хочу юности. Хочу молодое упругое тело. Хочу куриные мозги. Хочу… Любви хочу. Дерзновений хочу, амбиций. И чтобы не осторожничать. Мне же не столько лет, сколько обозначено в паспорте, мне же двадцать…

Не хочу! Не хочу стареть, умирать не хочу… Где же ты, выход?

— Никогда, — скажет он, присаживаясь на край кровати, то есть на соседнее сиденье в вагоне. — Этого больше никогда не будет. Смирись. Ищи что-то другое, но не это, — НИК безжалостен, беспощаден, как поезд, приближающийся к конечной станции.

А если я хочу — это?!

— Да иди ты… — кричу. — Буду!

Только меланхолия уже проникла в сердце, в мозг, нанизывая не бусины событий на нитку времени, а душу на острия страха, уныния, тоски.

Жизнь, как она есть. Смирись.

За спиной три аборта и два вуза, бывший муж и бывшая лучшая подруга, родители, уехавшие к черту на кулички, долбаная карьера с приобретенной ненужной властью, одинокие тоскливые прогулки по лесу и у моря, опубликованные книжки про «счастье», получившие отзывы от читателей с единым смыслом «не верю». Вот любви мало. И видится почему-то детство и мальчик-семиклассник, застенчиво протягивающий букет чахлых фиалок.

И страсти было мало — больше притворства, как и три оргазма из озвученных пяти — вранье. Но ведь так хотелось, чтобы «крышу» сносило. Муж остался для понимания высшей математикой, только ее, если захочу, одолею, а его не изучить никогда. Муж очень хотел хорошую семью, имел представление о том, какой она должна быть. А когда не получилось — поменял не свои мысли, а женщину. Меня. На другую. А когда и там не получилось… Нет! Это его уже проблемы, не мои. Одно только мучает и не дает покоя — почему, оставив меня, он оставил и дочь? Как я могла ошибиться, выбирая его из целого списка мужчин?

Никогда…

НИК, но ведь есть еще лес и море. Они-то никуда не делись?

— Они вечны, — соглашается он. — Вот только у тебя от хождения боль в ногах, привыкших к машине, и варикоз, еще мигрени, близкий климакс, тюбики с кремами, рост расходов на косметику, зубы в керамике, зависть к молодости, дорогие яркие платья, пониженное либидо, сублимация в творчество, повышенная фантазия, виртуальное общение и… — перечисляет НИК без всякой логики.