Эрик Нойч - Мир на Востоке

Теперь все должно было идти распрекрасно, если бы двухколесные упрямцы не напоминали иногда своих живых коллег с длинными ушами.

У Эриха опять сломался велосипед — лопнула цепь. Он стоял на пустыре под дождем, и поблизости не было даже сарайчика, где он мог бы укрыться. Вокруг ничего, кроме сорняков, лишь одно-единственное дерево — осина, в это время года еще едва покрытая листвой.

Половинчатость, проклятая половинчатость… Чертов драндулет, жестянка поганая, рухлядь, ты только на переплавку и годишься! Он был вне себя от злости, но тут словно услышал Халькин голос. «Успокойся, прекрати ругань», — говорила она в такие минуты. Нет уж, все, что я делаю, я делаю от души. Если ругаюсь, так на всю катушку. Разве это велосипед? Это же издевательство над людьми. Застрять тут в грязи, вокруг пусто, как в степи, а небо словно прохудилось. И дерево — разве это дерево? На такие листья даже тля глядеть не захочет. Ну что мне теперь делать прикажете? Вон цепь в грязи валяется. Звено порвалось. Так я и знал. И это называется работа! Халтура сплошная. Ясно, почему социализм не шагает семимильными шагами, а еле плетется. Вон у меня перед глазами доказательство. Новенький велосипед, только пару недель как получен с фабрики. На лаке ни одной царапины, фирменный знак гордо блестит. Нет, он плачет: вон по нему дождевые капли стекают. Да уж, на его месте каждый бы заплакал. Подвел меня. Теперь вот сиди здесь по уши в грязи. И все из-за проклятой цепи. Ну хорошо, даже если подходящий болт найдется, как его согнуть, одним молотком, что ли? Стоит только купить что-нибудь новое: холодильник, радиоприемник, самое примитивное мусорное ведро — и обязательно окажется какой-нибудь брак. Если незначительный, так считай, повезло. Вот уж точно: сплошная половинчатость. Половина времени уходит на то, чтобы сделать вещь, а другая половина — чтобы починить. Если это называется социалистической экономикой, то она в конце концов погубит социализм. Хорошо, если у женщины, как у Хальки например, муж мастер на все руки, а если нет? Теперь-то я понимаю, почему в прошлом году во время велогонки наши спортсмены то и дело ремонтную машину вызывали. А мне что прикажете делать тут под дождем? В пивнушку бы какую-нибудь зайти обогреться, пропустить кружку-другую. Ладно, надо набраться терпения, цепь имеет право сорваться, а ты — нет. Вот подходящий стальной штырь есть, теперь бы еще камень отыскать, на котором его расклепать. Прямо как первобытный человек. А может, просто плюнуть на все и поволочь его за собой? И подумать только, без цепи, даже без крохотного звена этой цепи, маленького кусочка стали, велосипед перестает быть велосипедом, а становится всего лишь бессмысленным, бесполезным чудищем, грудой металла, словно бы вообще человечество его не изобретало.

Он опять собрался от души чертыхнуться, но потом махнул рукой и взялся за инструменты. Осторожными ударами молотка забил штырь, затем звено за звеном натянул цепь, покрутил педали. Как ни странно, заднее колесо завертелось, велосипед снова сделался средством передвижения. И так хорошо теперь крутились колеса, что Эриху внезапно пришла в голову идея: на такую бы цепь вагонетки… Надо только придумать конструкцию, чтобы доставлять вагонетки с шихтой на колошники… Он ведь едет как раз к бункерам! Если бы освободить бригаду Лизбет Гариш от той грязи и пыли, в которой они работают! И ядовитый газ чтобы не просачивался на колошники, и шихта загружалась автоматически… Построить электрический конвейер, который действовал бы, как эта цепь… Боже мой! Да ведь в этом — все дело: о, большой велосипед! Нет, половинчатость не по мне. Я хочу, чтобы все сразу. И почему вдруг на душе так радостно стало? Оттого, что колеса вертятся? И какое мне дело до дождя, пусть себе льется. Главное — надо решаться. И не кому-нибудь, а мне… Дождь, поломка — это все пустяки, этим нас из седла не выбьешь. Помешать нашему движению может только одно — если станем мириться с половинчатостью.

Вот куда несли его колеса, вот что ветер свистел ему в уши.

Когда Ахим через несколько дней встретился с Эрихом, у того была уже твердая программа действий.

— У меня такое чувство, — сказал Эрих другу, — будто меня просеяли, профильтровали и как следует промыли под дождем.

В тот день они встретились, как обычно по воскресеньям, на гандбольном матче. Рядом с Домом культуры недавно выстроили современный спортивный комплекс с крытыми залами, потому что соревнования по ручному мячу стало принято проводить в закрытых помещениях, а команда Айзенштадта боролась за одно из первых мест в высшей лиге. И на сей раз матч закончился победой их команды, хоть она выступала против несомненных фаворитов — берлинского «Динамо». После матча друзья зашли в пивную, они никак не могли наговориться — обсуждали удачные комбинации, броски, забитые мячи и спорные семиметровые. Оба были в прекрасном настроении.