Попрощались, успокоилась, отплакалась; долгим умоляющим взором смотрит в гладкое квадратное лицо, ничего не говоря. Господи, подумал Коробов, до чего я завистлив! Можно подумать, что меня никогда так не провожали. Провожали сколько угодно, и ничем хорошим это никогда не кончалось. Но снисходительная вальяжность, с которой он гладит ее по волосам, глядя при этом поверх ее головы — вероятно, в свои блестящие финансовые перспективы... Ясно же, что перед нами мелкий деловар, едущий в Питер варить дела. Сейчас тебе будет поездочка, сынок.
Попутчик вошел, вагончик тронулся, черноволосая успела постучать в окно (Коробов предусмотрительно отвернулся, хотя что она там разглядит, снаружи— то...), разбиватель сердец небрежно ей помахал, удобно устроился за столиком, соизволил наконец протянуть ладонь и представиться:
— Сергей.
— Николай, — соврал Коробов неизвестно зачем.
— А ничего экспрессик, да? Могут, когда хотят.
Сейчас он скажет, что дела налаживаются, что
в стране не стыдно стало жить. Лояльный бизнесмен новой генерации. Не сказал: играл в благородную сдержанность. Видно, однако, было, что его распирает счастье. Ему хотелось поговорить. Только что он получил от жизни очередное подтверждение своей блистательной крутизны, а как же. Какие девушки бегают нас провожать, какими отчаянными глазами на нас смотрят, хоть уезжаем мы небось на три дня. Как-то они тут будут в эти три дня без нас, без которых вон и небо над Москвой плачет...
— Жена? — спросил Коробов, кивнув на окно.
— Подруга, — расплылся Сергей, и Коробов понял, что попал в тему. Попутчик именно об этом желал побеседовать, в тоне легком, снисходительно-небрежном; кто вообще поймет эту вечную тягу влюбленных рассказывать о своем счастье? Мы тут гадаем, отчего так много стало рекламы — и в прессе, и по телику; а бабки ни при чем, объяснять все бабками могут лишь убогие материалисты. Дело-то в счастье: нужно им поделиться. Вот какие у нас чисто отбеленные трусы, и столь же отбеленные зубы, и длинные ноги, и экспресс «Николаич»! Мы размещаем свою рекламу вовсе не потому, что хотим привлечь ваши сердца, зубы и иные органы к нашей продукции; мы делимся счастьем, восторгом обладателей, потому что иначе лопнем!
— Хороша, да? — спросил Сергей с неожиданно глупой улыбкой, и из-под квадратной маски успешного человека выглянул дворовый простак, которому повезло.
Коробов солидно кивнул и показал большой палец.
— Переживает, — сказал Сергей.
— Надолго в Питер-то?
— Да неделя всего. Но мы привыкли, что каждый день... Я даже сам чего-то психую.
— Ладно, из-за недели-то...
— Там муж, — сказал Сергей веско.
Коробов насторожился.
— В смысле у нее муж? И что, знает?
— Догадывается. Совершенно ее измучил, падла.
— Ну так за чем дело стало? Она еще молодая, времена, чай, не толстовские... Что «Анну Каренину» устраивать? Поехал, поговорил, объяснил, увез...
— Не хочет, — сокрушенно сказал Сергей. Чувствовалось, что эта ситуация удивляет его самого: к нему, такому прекрасному, — и не хочет. Другие в очередь выстраиваются, пятки лижут.
— Что, ребенок?
— Ребенок бы ладно, ребенка я бы взял. Хуже всё. Порядочная очень.
Ага, ага. Знаем и этот тип. Как спать — так пожалуйста, но как привести ситуацию к некоей ясности — так порядочная.
— Что, бросать не хочет?
— Ага. Говорит, он не переживет.
— Знаешь, — доверительно сказал Коробов. — Ничего, я на ты? Знаешь, мы всегда преувеличиваем чужую неспособность обходиться без нас. По себе знаю, сколько раз влипал вот так.
— Да я ей говорил! — горячо сказал Сергей. Видимо, с такими интонациями он убеждал партнеров по бизнесу, и только если не помогало, прибегал к прямым угрозам. — Я говорил: что он, ребенок? Что за тема, вообще? И я понимаю, если бы там что-то... Но ведь пустое место, неудачник! Вообще по нулям! Ты видел, как она одета? Я знаешь как ее бы одевал?
Коробов не просто видел. Он знал, как она одета, это совсем другое дело. Он вообще уже много чего про нее знал.
— А так я ей даже купить ничего не могу! Он увидит — сразу расспросы: откуда бабки?! Она редактор на ток-шоу, ей самой неоткуда взять. А он вообще какой-то... по пиару там чего-то... Зато пишет. Никто не печатает, а он пишет. Писатель. Как она задержится — он в крик, в слюни... Я вообще не понимаю, что это за мужик.
— Бывают такие, — со знанием дела кивнул Коробов, поощряя попутчика к откровенности.
— А она говорит: не как все. Особенный, да? Она говорит, что если уйдет, то он вообще всё, с катушек.
Читать дальше