Дмитрий Быков - Синдром Черныша. Рассказы, пьесы

Ж (уязвлена, но все еще сохраняет ленивый и иронический вид). По-моему, это прямой плагиат.

М. Ну конечно. Только это не я краду у тебя, а ты в своей книге все украла у меня. Я не такой дурак, Дженни. И я очень хорошо видел, как ты смотрела мне в рот. Все эти разговорил про девушку, которая испытывает мужчин, проверяет президента... коллекционирует впечатления... все это сказки для идиотов, Дженни. Борис Акунин. Даша Асламова, даже сказал бы я.

Ж. Ты много успел прочитать...

М. Да, я быстро читаю, особенно всякую дрянь... Но твою книгу, Дженни, я читал внимательно. Я отлично видел, как и где ты врешь. Ты врешь осторожно, грамотно и с полной видимостью честности. Ты начинаешь с полуправды, с крошечных штришков, а кончаешь тем, что подменяешь все и всему сама веришь. Ты и впрямь почти поверила, что никогда не любила меня. Но я очень хорошо помню тот вечер в Хьюстоне. Помню этот полусвет, помню твои глаза... Знаешь, от чего я тогда покраснел?

Ж. Ну естественно, от смущения. Тебя же соблазняли... практически в открытую... Как не покраснеть?

М. Да ладно тебе! Что за игрушки, в конце концов... Покраснел я, дитя мое, от того, что за две минуты до тебя от меня выбежала Сисси Джеймс.

Ж (упавшим голосом). То есть ты хочешь сказать... Ты хочешь сказать, что это все правда? Про Сисси?

М (с досадой). Господи, ну конечно. Мы же вместе учились в Гарварде, так что еще с тех пор... Потом она переехала в Хьюстон, и я использовал всякий предлог, чтобы там оказаться. Не то чтобы уж ахти какая любовь, но так себе... ностальгическая привязанность. Поговаривали, конечно, но так, — с твоим скандалом не сравнить. Она прибежала ко мне после этого выступления... дурацкого, никому не нужного выступления перед автовладельцами. Прибежала смеющаяся и цветущая: ей ведь теперь так мало было надо — крошечный знак внимания, открытка, или чтобы я рукой помахал с трибуны персонально ей... И сказала: Боб, я так счастлива, ведь это же не измена, правда? То, что у меня есть Майкл, то, что у тебя есть Барбара, — это же не мешает нам быть иногда счастливыми, ладно? Я приду вечером... И убежала, все еще молодая в сорок лет, красивая, пахнущая свежестью, — есть, ты знаешь, такой тип женщин, заряженных страшной витальной силой. И тут входишь ты, Дженни, полуувядшая в двадцать три года, томимая бесплодными мечтаниями... И тогда я сказал себе: как ты смеешь мечтать о том, чтобы сделать счастливой свою страну, если не можешь сделать счастливой одну эту девочку? Эту маленькую девочку, которая прочла три с половиной книжки и думает, что она знает все про всех? Сделай ее счастливой, подари ей одну незабываемую минуту. Поцелуй ее, и она не забудет этого никогда. Что тебе стоит взять у нее подарок — этот смешной и нелепый галстук, который она подложила тебе на стол в день Благодарения? Что с того, что потом ты наденешь этот галстук на саммит большой семерки, и все тебя засмеют? Что с того? — ведь ей и всей ее огромной, крикливой, честолюбивой родне, которая в лепешку расшиблась, чтобы дать девочке образование, это будет бесконечно приятно! Ведь, может быть, весь огонь своего очага, все пламя своей жалкой, неистребимой, жадной жизни они пронесли сквозь холод и ужас мира только для того, чтобы ты сейчас поцеловал эту девочку. На эту девочку мало кто обратит внимание, у нее масса комплексов, экстравагантные манеры, заурядная внешность, дикий вкус, большая задница, но эта девочка любит тебя, тратится на бог весть какие духи, а я знаю, сколько у нее родни и сколько платят рядовому спичрайтеру... Сделай это, и она не забудет тебя. Если ты не можешь сделать такой ерунды для одной девочки, Боб Симпсон, что ты можешь сделать для двухсот миллионов человек? И я подошел к тебе, Дженни, и взял тебя за плечи, и, стараясь не замечать твоих душных и ужасных духов «Опиум», поцеловал тебя в жирно накрашенный рот. Понимаешь? В жирно накрашенный рот. И ты все пыталась отвернуться, но потом задрожала в моих руках, и закрыла глаза, и застонала совершенно по-блядски, как стонут в самых ширпотребных фильмах. В таких ширпотребных фильмах, в которые еще вставляют пару расхожих цитат, чтобы выдать их за кино для умных.

Ж (презрительно). И наш общий друг немедленно встал по стойке смирно — вероятно, от сострадания к несчастному американскому народу, который ты так снисходительно осчастливил...

М. Я нормальный мужчина, Дженни. Я не из племени твоих ровесников, привыкших к относительности всех истин. Я вырос в Теннесси, Дженни, в консервативной семье. Я не успел пресытиться сексом и отравиться наркотиками. И когда в моих объятиях оказывается молодая, полная желания девушка, пусть даже безвкусно накрашенная и душно надушенная, — у меня встает, Дженни. Все-таки у тебя неплохие природные данные — даже несмотря на все, что ты делала с собой. Вот почему сейчас ты выгладишь даже лучше.