Дмитрий Быков - Синдром Черныша. Рассказы, пьесы

Е.С. (по роли). Нынче осень ранняя выдалась. Ранняя, да холодная. Рябины много. Говорят, рябина к холодам.

ДОКТОР. Да мало ли пустяков болтают, Елизавета Сергеевна. У нашего народа все к чему-нибудь. Нос чешется — к пьянке, соль просыпал — к ссоре, паук в углу сидит тоже не просто так, а к чему— нибудь. Всякое событие оказывается не пустяк, а глубинного смысла исполнено. Вот этот стакан здесь знаете к чему стоит?

Е.С. Не знаю, доктор. К чему?

ДОКТОР (не меняя тона, как будто и не выходил из роли). Да к тому, что я вот уже целую минуту чушь порю, чтобы протянуть подольше и обойтись без глупой паузы, потому что Аркадий должен был выйти сразу после паука, а не выходит.

Е.С. (так же спокойно и неторопливо, якобы тоже оставаясь в роли). Так что же вы думаете — не выйдет?

ДОКТОР. Думаю, что не выйдет, поскольку здесь уже почти два часа черт-те что творится, а мы с вами, кажется, остались единственно здравомыслящие люди. Позвольте ручку. (Целует ей руку.)

Е.С. Так, значит, нам и доигрывать?

ДОКТОР. Сложновато, матушка Елизавета Сергеевна. Нас два старых дурака на возрастных ролях, мы с вами секстета не вытянем. Вот разве стариной тряхнуть, как помните, бывало, по всему Союзу на гастролях...

Е.С. Да уж поездили... Помните, в Алма-Ате Кондаков абрикосами объелся, ему на выход, а он, простите, из уборной выбраться не может...

Оба смеются, но вдруг осекаются.

ДОКТОР и Е.С. (вместе). И где теперь Кондаков... И где теперь Алма-Ата... (Переглянувшись, со смехом, хором.) И где теперь абрикосы...

Е.С. Скетча я сейчас, пожалуй, и не вспомню... А вот спеть можно попробовать, как тогда, дуэтом... Жалко, гитары нет...

ДОКТОР. Ничего, можно а капелла, на два голоса. Как в Кулунде в тот раз, когда все перепились, а мы да Василий еще, покойник, всю программу втроем работали...

Поют романс «Белой акации гроздья душистые».

В зале начинают подпевать, Доктор дирижирует.

После второго куплета за сценой выстрел.

Доктор и Е.С. вздрагивают.

ДОКТОР (стараясь казаться невозмутимым). Это, должно быть, у меня там... в аптечке... склянка с эфиром. Я пойду посмотрю.

Е.С. Нет уж, я с вами.

ДОКТОР. На сцене-то кто останется?

Е.С. Я боюсь.

КУЗДРИН (выходя на сцену). Не волнуйтесь, я посижу. Хотя что тут может случиться? Разве что рояль украдут. А вы не ходите, я вам и так скажу, что это Константин застрелился. Только что-то он рано. ДОКТОР (в некотором оцепенении). Какой Константин? КУЗДРИН. Райкин. От зависти к вашему постановщику.

За сценой второй выстрел.

КУЗДРИН. Ого! Что-то он с первого раза не попал. Контрольный выстрел.

РЕШИТЕЛЬНЫЙ (выходя на сцену с пистонным пистолетом и стреляя). Салют!

Он ведет за руку Олесю, которая в жизни выглядит гораздо хуже, чем по телевизору. Она меньше ростом, с лица еще не смыт телевизионный грим. На ней уличная одежда, в зависимости от времени постановки.

Приехала моя Олеся! (Стреляет.) Ура! Товарищи, поприветствуем Олесю!

В публике аплодисменты и свист.

ДОКТОР. Вот и чудно, вот и чудно, совет да любовь. Садитесь, голубушка.

Е.С. Фу, какое облегчение, я думала, там и вправду случилось что...

ДОКТОР. Да, вообще спектакль такой, что я бы не удивился.

РЕШИТЕЛЬНЫЙ. Как же ты так быстро?

ОЛЕСЯ. Я на такси.

РЕШИТЕЛЬНЫЙ. Сколько, полтинник? На, вот деньги. А впрочем, какие деньги, — у нас же теперь общий бюджет.

Е.С. Скажите, пожалуйста! И кто теперь поверит, что не бывает любви с первого взгляда! Только вы мне, старухе, признайтесь честно: это у вас-то постановка или нет?

РЕШИТЕЛЬНЫЙ. А у вас?

ДОКТОР. Это вы вот у кого спросите. (Кивает на Щедрина.)

КУЗДРИН (кисло). Какая разница? Если больной умер, кого волнует, икал он перед смертью или нет?

РЕШИТЕЛЬНЫЙ. Но у нас это точно никакая не постановка. Мы теперь будем вместе до гроба, я так думаю. Верно, Олеся?

ОЛЕСЯ (скучно). Не знаю.

РЕШИТЕЛЬНЫЙ (потрясен). То есть как не знаешь? Ты же туда пошла...

ОЛЕСЯ. Ну, пошла. Я попробовать хотела. Понимаете... вас, кстати, как зовут?

РЕШИТЕЛЬНЫЙ. Коля.

ОЛЕСЯ. Понимаете, Коля... Мне, когда Петя ушел...

РЕШИТЕЛЬНЫЙ. Он же Игорь!

ОЛЕСЯ. Это я сказала, что он Игорь. Чтобы он, не дай Бог, не подумал, будто я из-за него. Пусть думает, что он был не один. Короче, когда ушел Игорь... мне вообще было непонятно, зачем вот я ем, пью, сплю... Говорят, актеру или там, я не знаю, вообще творческому человеку... ему легче. То есть вот с ним случилась такая гадость, он помучился— помучился — и сделал это материалом для роли. Или стихи написал. То есть никогда не может так случиться, чтобы жизнь потеряла смысл. Всегда еще что-то остается, ясно, да?