Фан Фан - Пейзаж

Мать начала орать:

— Сучонок! Давно уже день на дворе, а ты всё дрыхнешь!

— Сучонок? А ты тогда сука последняя! Что, другие дети у тебя получше уродились?

— А что это твой Старший дрыхнет средь бела дня? А когда мелкие приходят — ну Пятый, Шестой, Седьмой, — шумят небось, ему ничего? — удивился Бай Лицюань.

— А что мне остаётся? «Повезло» с родителями, нет у них другого места!

Бай Лицюань быстренько предложил:

— Если не брезгуешь, можно днём у меня поспать. Мы оба на работе, ты выспишься, считай, за домом присмотришь. У меня там приёмник пятиламповый, страшно оставлять.

— А что, хорошая идея! — согласился Старший.

— Вот спасибо вам, дядюшка Бай, — обрадовалась мать.

Сказано — сделано. Теперь Старший отсыпался днём у соседа.

Первое время всё было спокойно. А потом случилось Восьмое марта, Международный женский день, полдня выходной — так что жена Бай Лицюаня, Сестрица Чжи, внезапно оказалась днём дома. Пользуясь случаем, Сестрица Чжи решила сделать небольшую перестановку, ну а Старший вызвался помочь. Работа кипела, со Старшего градом лился пот, ну, он, недолго думая, скинул куртку. Обнажились смуглые плечи, мускулы перекатывались под загорелой кожей. Солнечные лучи, проникавшие сквозь окно, золотили блестящие от пота плечи. Пару раз он случайно задел Сестрицу Чжи, от чего её сердечко начало биться чаще. Когда они перестилали кровать, Сестрица Чжи прищемила палец доской, да так сильно, что аж вскрикнула, а из глаз хлынули слёзы. Старший тут же подлетел, схватил её палец и засунул себе в рот. Его толстый и мягкий язык облизывал пальчик.

— Это традиционный способ остановить боль, секрет предков, — пояснил он.

Сестрица Чжи безоговорочно поверила. Потом она ещё несколько раз умудрялась прищемить палец, чтобы Старший вновь и вновь прибегал к традиционному способу, секрету предков.

Сестрица Чжи была взрослее старшего на девять лет, ей уже перевалило за тридцать. Но так как она никогда не рожала, по-прежнему выглядела юной и свежей барышней. Глаза сверкали, словно чёрные жемчужины, брови изгибались полумесяцем, искоса брошенные взгляды, стыдливый румянец. Старший был молод и горяч, и его тянуло к ней как магнитом.

С того дня Сестрица Чжи каждый день отпрашивалась на полдня, чтобы побыть дома. То сказывалась больной, то в счёт отпуска, по-всякому. Раньше всех заподозрила мать. Она, хоть была неграмотна, интуицией могла соперничать с самыми выдающимися женщинами нашей страны.

— Будь осторожнее с этой лисой. Она к тебе клеится! — без обиняков заявила она сыну.

— Может, это я к ней клеюсь? — ответил он.

— Ну ты и идиот, ничем не лучше отца!

— Зато все бабы прям как ты, я погляжу!

— Что значит «прям как я»?

— То и значит: стоит мужика увидеть — всё, поплыла, только бери!

— Ты всё-таки будь с ней осторожнее, у её мужа рука тяжёлая, даром что дрищ!

— Да что ты! Круче, чем папка?

— Ты тогда всё видел, да?

— Видел. Все вы, бабы, дешёвки.

Мать громко расхохоталась в ответ.

— Да уж, малыш, из тебя выйдет толк. Ты думаешь, какой-то Бай Лицюань может крутить твоей матерью? Ты-то хоть будь поумнее!

— Я-то умнее! Я уже наверняка её обрюхатил!

— Да ладно? — радостно переспросила мать.

О том, что Старший путается с женой Бай Лицюаня, вскоре прознали все соседи. Всем мать растрепала. Она хвасталась каждому встречному-поперечному, что эта фифа, жена Бай Лицюаня, строит из себя роковую женщину, а на груди у её старшенького мурлычет, как кошка. Отец узнал уже позже, когда до него наконец дошли слухи, он сказал только: «Не думал, что мой сын дожил до того возраста, чтобы приходилось таскать рыбку с чужого стола».

Бай Лицюань узнал самым последним. Скандалить при жене побоялся, поэтому подкараулил Старшего одного около дома и начал бранить на все лады. А тот в ответ:

— Ты ещё слово мне скажешь, я пожалуюсь малышке Чжи, и она с тобой разведётся. Теперь она во всём меня слушается!

— Да ладно! То есть, если я подам на развод, ты решишь быть с ней?

— Само собой! — ответил Старший.

— Ну и пожалуйста! Комната-то моя, так что останется мне. Давай женись и приводи её жить в свой свинарник. Пусть поживёт вместе с твоим папаней, а заодно и братьями. Рассмотрят её хорошенько во всех подробностях, да заодно и полюбуются, как вы по ночам милуетесь!

Слова Бай Лицюаня словно придавили Старшего огромным булыжником. Он стал белым как мел и, казалось, вот-вот разрыдается. И не только при Бай Лицюане, который прекрасно всё понял, но, как назло, отец пришёл домой с работы, да ещё на ругань сбежалась толпа зевак. Бай Лицюань, ехидно улыбнувшись, разразился новым потоком насмешек и грязных ругательств. Старший в ответ молчал. Отец подошёл и отвесил сыну звонкую оплеуху: