Эмили Дин - Все умерли, и я завела собаку

Я обязательно куплю себе лампу, о которой кто-то из глянцевого журнала сказал, что такие были в моде «целых два года назад».

2. Новая карьера, посвященная тому, что я люблю. Я буду писать о том, что для меня важно, и выступать на радио. Я хочу, чтобы мои интервью длились не полчаса, проходили не в гостиничных номерах под присмотром рекламного агента и касались не духов и нарядов. Я хочу честно разговаривать с людьми об их жизни. И я хочу написать книгу. Нет, не рассказывать людям, что я пишу книгу, просматривая на YouTube ролики из реалити-шоу. Я хочу написать настоящую, глубокую и трогательную книгу.

3. А еще я заведу щенка.

Нет, честно! Я действительно заведу щенка!

– А как ты его назовешь? – спросила Мими с пассажирского сиденья, чередуя наш разговор с чатом в «Ватсаппе», где, как я подозревала, постоянно присутствовали смеющиеся и плачущие смайлики.

Мы ехали в Хэмпшир, чтобы посмотреть на щенков ши-тцу.

– Думаю, как старого завсегдатая паба – Дереком или Гарри.

– Или Рэймондом?

– Рэймонд! Отлично! Тогда мы сможем называть его Рэем! – В детстве я так называла Рэйч. – Мне нравится!

– Господи боже, ты просто ОБЯЗАНА назвать его Рэймондом!

Мими выбрала на моем телефоне музыку, и мы покатили дальше, подпевая Тейлор Свифт и Кэти Перри. Вскоре после нашего разговора о Рэймонде Мими переключилась на альбом хитов «Спайс Гёрлз». Началась баллада «Мама», и я стала подпевать, хотя мне всегда больше нравился другой этап их творчества – когда они ходили все в черной коже, как пустынные ниндзя, и злились, что мальчишки заставляют их испытывать «слишком уж много эмоций».

Может быть, все потому, что я слушала песню «Мама» вместе с Мими. Может быть, дешевая поп-музыка пробудила во мне воспоминания о том, как в 90-е мы с сестрой подкрашивали губы в туалетах баров. Но сладкий голос Эммы Бентон довел меня до слез.

– Ох, неудобно-то как… – засмеялась я. – Плачу, прямо как фанатка «Спайс Гёрлз».

Я перешла на лексикон Мими, чтобы этот момент не подействовал на нее так сильно. Но я заметила, что она оторвалась от телефона и уставилась в окно, тайком вытирая слезы.

– Наверно, это хорошо, когда мы вспоминаем о ней вот так, – сказала я, протянув Мими руку. – Мы не скрываем, что все еще скучаем по ней. И не скрываем, что она всегда будет очень много значить для нас.

Мими вытерла нос рукавом.

– Да, я знаю. Она была бы счастлива, что ты решила завести собаку, Эм.

– Думаю, да. И хорошо, что ты поехала со мной. Потому что это сделало бы ее еще более счастливой.

Было довольно странно возвращаться в мир после восьми дней отшельничества. На пару ночей я забронировала себе номер в дублинском отеле. Нам посоветовали не сразу окунаться в суету повседневной жизни. «Вы можете приземлиться с громким стуком! – сказали нам. – Отдохните, съешьте что-нибудь вкусное и постарайтесь потратить время на размышления».

Проснувшись утром, я почувствовала себя иначе. Я не стала выходить из собственного одиночества, прокручивая ленту Твиттера или отправляя сообщения. Я просто стала пить чай и размышлять о жизни. Очень по-взрослому, словно героиня французского фильма. То же чувство охватило меня, когда я гуляла по Дублину, подавляя инстинктивное желание кинуться в отдел женской одежды в оживленных ирландских универмагах. Вместо этого я отправилась в парк и долго гуляла там. Я никогда прежде не гуляла просто так. Ведь так поступают только фрики, верно? Теперь я и сама стала таким фриком.

На следующий день я заглянула в ювелирный магазин. Я вспомнила, как Джейн однажды сказала, что каждый раз, закончив сценарий, она покупает себе украшение. Я решила, что тоже закончила работу над сценарием.

– Могу я посмотреть вот этот браслет? – обратилась я к приветливой продавщице с волосами цвета фуксии.

Браслет из розового золота был выпуклым, словно мостик. Идеально.

– Хотите сделать на нем какую-нибудь надпись? – спросила продавщица.

Я думала о двух словах. Неделю назад они даже не пришли бы мне в голову. Тогда я решила бы, что умные люди из литературного мира сочли бы их сентиментальными, чрезмерно психологическими или даже «стервозными». Да я и сама сказала бы себе нечто в этом духе. Но теперь все изменилось. Я хотела написать на браслете то, что казалось мне правильным, – а не то, что было правильным по мнению других.

– Напишите «Любовь и Истина», – сказала я, борясь с желанием извиниться за столь неуместный, достойный татуировки выбор.