АlshBetta - Нарисованные линии [СИ]

— Мне следует думать о том, что ты изменишь мне с пациентками?

Она шутит, я знаю, но почему-то шутка не воспринимается как надо.

Я фыркаю, взглянув на девушку едва ли не с отвращением.

— Бред, Барби.

Она пожимает плечами, наклоняясь к моим губам.

— Кто его знает…

— Я стесняюсь этих женщин, а не боюсь их! — выпаливаю, кое-как переборов в себе желание скинуть ее вниз. Раздражение — не лучший союзник любовников. А из меня оно вытекает литрами.

— Ладно-ладно, — успокаивающе шепчет, усмиряя мой пыл дорожкой поцелуев, — тише, это шутка.

— Не шути, — устало прошу я, — с этим — точно.

— Обещаю, — она широко улыбается извиняющейся улыбкой и выпрямляется, устраивая мои руки на своей талии, — и готова подтвердить, доктор Каллен.

Больше ни о мисс Свон, ни о «первом блине» в этот день и в эту ночь я не думаю.

Когда разрываешь все отношения с прошлой жизнью, в этом тоже есть преимущества. Во-первых, ты становишься свободнее, а во-вторых — мудрее. Я решилась сделать шаг вперед и ничуть не жалею.

Сидя здесь, в парке, на красивой резной скамеечке перед столетним дубом, смотрю на его листья, на его ствол, на то, как порхают вокруг маленькие бабочки, и не могу удержаться от улыбки.

Я улыбаюсь куда чаще, чем когда видела Фабуло каждый день.

Я улыбаюсь все последние семь месяцев.

А еще я завела Парижа. У Фабуло была аллергия на кошачью шерсть, и моей детской мечте суждено было так и остаться мечтой, если бы не случай, нас разлучивший.

В тот самый день, сбегая под дождем из ратуши, я и нашла рыжего котенка. Он был маленьким, жался к забору и жалобно-жалобно, как ребенок, мяукал. Теперь мы всегда вместе.

А сладости? Он избегал сладостей, боясь поправиться, и запрещал есть их всем вокруг себя. Я с трудом умудрялась купить немного лакомств, когда его не было дома. Мама еще в детстве выставила мне диагноз, глядя на то, как таскаю и таскаю конфеты из плетеной вазочки: «без шоколада тебе не жить». Это было чистой правдой.

Сейчас, конечно, мои предпочтения пришлось подкорректировать под новую ситуацию, но я не жалею. Сейчас я не жалею. И пусть Элис недоумевает, как можно наслаждаться таким положением, я наслаждаюсь.

Каждое утро, просыпаясь, представляю, как в скором времени с нами с Парижем будет жить еще кое-кто маленький, кричащий ночами, и очень, очень красивый.

Я думала, это будет мальчик. Даже больше того, я была уверена. Но я, наверное, первый в истории случай, когда материнское чутье подвело. Сегодня на УЗИ миссис Флисс сказала, что это девочка. Здоровая, красивая и небольшая девочка. «Вся в маму», — шепнула она мне на ухо.

Элис была первой, кто узнала. Она, в принципе, одна и знает — я только ей могу доверять секреты. За все время моей беременности мы встречались пять раз, включая вчерашний. Три из них она уговаривала меня встать на учет и делать все как надо, как люди делают, и на три получала отказы. А вчера применила тяжелую артиллерию, принеся с собой книгу о детских патологиях. Я выдержала ровно три страницы прежде, чем разрыдалась и позволила ей записать меня к врачу. Завтра же. Пока не слишком поздно.

И вот, теперь я здесь. Теперь я в парке перед большой белой клиникой, устроившейся в центре города и теперь я, пытаясь прийти в себя после приема, смотрю на дуб, стараясь успокоиться и уверить себя, что все переживаемо, и все кончилось. В том числе — осмотр.

Я не была у гинеколога с тринадцати лет. Я боюсь этого врача до чертиков, как мама. Будь моя воля, никогда бы наши пути не пересекались. Причина, из-за которой я подписалась на пытку, — малышка. И только она.

Возле дуба есть небольшой прудик — большая лужица. Иногда к нему приходят утки и устраивают настоящие соревнования по плаванью за хлебом, кидаемым смеющимися детьми. Основная жизнь здесь начинается после обеда — после школы, сада, работы… сейчас слишком рано, и потому здесь пусто и тихо. Но даже в одиночестве, порой, бывает хорошо. Есть какое-то единение с природой.

Я делаю глубокий вдох, наслаждаясь теплым воздухом, безоблачным небом и заветной тишиной. Я слышу, как шелестят листы дуба, и как стекает вниз по длинным цветам роса, теряясь в прудике.

Это прекрасное место. Я жду не дождусь, когда смогу прийти сюда не одна.

Доктор, который встретил меня, был взрослым и наверняка состоявшимся мужчиной, как Фабуло. В его черных волосах виднелась небольшая проседь, но глаза были темно-синими и добрыми, как у ребенка. Его щетина очень напоминала мне ту, к которой я прикасалась каждую ночь, засыпая рядом с мистером Фортессом… и хоть я не должна была доверять людям, похожим на него, я доверяла. С самого детства «дяди» нравились мне больше «мальчиков».