Но этого было недостаточно. Работники банка не взяли бы моего малыша к себе, если бы я скончалась. Поэтому я поговорила с милой женщиной средних лет по имени Жизель, обещающей мне, в случае моей кончины, найти ребёнку семью. Она долго убеждала меня, что всё будет хорошо, но, в конце концов, согласилась. Скорее для моего спокойствия, чем от собственной веры.
Впоследствии, уже в роддоме, я узнала, что всё прошло хорошо, и что я родила мальчика. Имя для сына я нашла, заглянув в его маленькие голубые глазки. Я поняла, что это Энтони. Никто иной, только он. Не знаю, было ли это послание свыше, или просто какая-то случайность, но именно так мой ребёнок обрёл имя.
— Белла, вам уже пора? — сочувствующий голос над ухом выдергивает меня из воспоминаний, и я поднимаю голову, смотря на пришедшего. Это доктор. Его зовут Джеймс Маслоу. Он занимается лечением моего сына, ведёт его медицинскую карту.
— Что-то случилось?
— Уделите мне минуточку, если вас это не затруднит, — мягко улыбаясь, Джеймс кивает на стоящие у стены металлические стулья, и я, вытирая скупые слёзы, кое-как добираюсь до них. Сажусь и тихо всхлипываю. Доктор будто бы ждёт чего-то, задумчиво разглядывая белую дверь палаты моего ребёнка.
— О чём вы хотели поговорить? — первой нарушаю тишину я, зная, что могу в любой момент рассыпаться на части. Я ненавижу уходить от Тони. Даже на минуту, даже на час. А теперь — как и в любой другой день — я не увижу его на протяжении двенадцати часов, восемь из которых буду работать в том ночном баре, куда меня приняли. Бар престижный, в центре города, с уймой богатеньких посетителей. Но они, напиваясь, вытворяют вещи, которые неподвластны здравому человеческому разуму. Поэтому, такая работа меня напрягает. Но делать нечего. Там платят, и хорошо платят. Я работаю каждую ночь, без выходных и перерывов. Меня ценят. Меня не хотят терять. Тут уж моя молодость играет на руку — клиенты заглядываются на меня, оставляют щедрые чаевые и плотоядно улыбаются, облизывая губы, глядя на мою одежду, скрывающую стройное тело. Я не считаю себя слишком красивой, но, видимо, для них молодость не только красота. Сначала они смотрят не в твои глаза, а на твою грудь или джинсы. Им намного интереснее то, какова ты в постели, чем то, какие у тебя проблемы. У этих людей нет проблем. Все их проблемы в том, как заработать ещё пару миллионов евро. Многие из них женаты, но их жёны так увлечены собой, что, кажется, о верности своих мужей и не пекутся вовсе.
— Об Энтони, мисс Мейсен, — возвращая меня из дебрей сознания к теме разговора, произносит Джеймс, слабо улыбаясь. — Вы помните, что операция назначена на десятое июля этого года?
— Разве я могу такое забыть? — придирчиво хмыкаю, глотая воздух и стараясь унять всхлипы.
— Я рад, что вы помните, потому что немецкая клиника, где мы заказали новое сердце для вашего сына, требует оплатить половину суммы к началу мая.
— Мая? — втягиваю в себя воздух, чувствуя, как он утекает из лёгких, будто бы песок сквозь пальцы. — У меня нет такой суммы к следующей неделе. Сегодня двадцать первое апреля, мистер Маслоу!
— Ничем не могу помочь вам, милая. Моя задача — уведомить вас, — качая головой, грустно сообщает он. В его глазах нечто похожее на грусть, но ни капли сочувствия. Он какой-то двуличный, словно бы двусторонняя монета. Ты видишь одно, а на деле — другое. — Что будет, если я не перечислю деньги до следующей недели? — тихо, но отчаянно спрашиваю я, ругая себя за такой глупый вопрос. Я прекрасно знаю ответ. Неужели я мазохистка и мне нужно подтверждение того, что шансов на спасение у моего ребёнка почти нет.
— Вам откажут в пересадке сердца, — вздыхает Джеймс, перебирая бумаги, прикрепленные к его папке. — Последний срок — пятое число. Если до этого времени вы не оплатите половину означенной суммы, то Энтони будет вычеркнут из списка ожидающих пересадки сердца.
На глаза наворачиваются настоящие слёзы, не вымышленные. Вспоминаются моменты, как я с яростным остервенением оббивала все возможные пороги, требуя, чтобы моего сына поставили в очередь на пересадку сердца. Самый дорогой и нужный орган. Я прождала год, чтобы добиться того, что мой ребёнок первый в очереди. Ему уже подобрали донора — наверняка. И вот теперь, в единое мгновение всё может рухнуть? Нет, не позволю!
— Кстати, раз уж мы о деньгах, — хмыкнув, произнёс доктор Маслоу, вытаскивая из кипы бумаг одну-единственную, маленькую и серебрящуюся бумажку. Её края практически резали. Резали моё и без того воспалённое сознание:
Читать дальше