АlshBetta - Успокой моё сердце [СИ]

Спустя секунду на лицо обрушивается удар. Сильный, болезненный, жестокий. Звонкая пощечина…

Вскрикиваю, дергаясь в сторону.

Путаясь в пространстве, падаю на пол. Он твердый. Очень и очень твердый…

Дышу тихо, едва слышно. Боюсь шевельнуться. Лежу на холодном дереве и мысленно считаю секунды. До чего? Зачем?..

— Если ты думаешь, что я готов терпеть твои выходки, ты ошибаешься!

Не поворачиваюсь и не двигаюсь. Не хочу снова столкнуться с гневом моего похитителя. Щека пульсирует, кожа горит.

— Ты здесь из-за Крысы. Она, черт её дери, втянула нас всех в это дерьмо! — рявкает Каллен. Что-то громко падает на пол. Некоторое время слышно звяканье осколков…

Баритон звучит совсем рядом. В сантиметровой близости.

— Твоя жизнь ничего не стоит! Я в любой момент могу её оборвать!

Прикрываю глаза, всеми силами стараясь абстрагироваться. Реальность вернулась. Жаль, что не вовремя. Теперь жажду обратиться в то коматозное состояние, что было после кошмара.

— Тварь… какая же ты тварь! — чересчур громко произносит он. Неужели теперь страх из-за пробуждения малыша не имеет значения? Не он ли недавно упрекал в излишке звука меня?..

Ожидаю ещё одного удара, сжимаясь в комочек, но его, благо, не следует. Вместо этого Каллен что-то бормочет, разворачивается и покидает столовую.

Не веря в такое быстрое избавление, продолжаю прижиматься к полу. Плевать, что он холодный. Теперь это не имеет никакого значения.

Напрягаюсь, заслышав шаги рядом. Неужели вернулся?..

Но пахнувший женскими духами воздух отгоняет это предположение. Нет. Не он.

— Изабелла, — сожалеющий голос Марлены доносится словно через толстый слой ваты, — встаньте, встаньте, пожалуйста.

Такой ласковый, такой добрый голос. Она кажется мне феей из волшебных сказок. Ну как такую не послушать?

Медленно поднимаюсь, позволяя ей даже придержать меня, когда встаю.

— Больно? — озабоченно спрашивает она, усаживая меня на многострадальный стул.

— Нет, — стараюсь выдавить улыбку, но вместо этого лишь немного приподнимаю уголки губ. Больно. Очень больно, Марлена.

— Я принесу лед. Посидите.

И она исчезает, скрываясь где-то за дверями кухни.

Не успеваю опомниться, как домоправительница возвращается. В её правой ладони полотенце, в котором наверняка мой компресс.

— Осторожно, — она протягивает свою ношу мне, сочувственно глядя на левую пострадавшую щеку.

— Спасибо, Марлена.

— Не за что, — женщина торопливо отмахивается, не двигаясь с места. Её взгляд скользит по мне, плавно переходя на пол.

Поворачиваю голову в том же направлении и вижу разбитые стаканы. Мелкие блестящие осколки от них разбросаны по всему полу.

— Я уберу… — перехватывая полотенце другой рукой, тянусь за самым большим куском. Марлена загораживает его в мгновенье ока.

— Даже не думайте. Я сама.

Опускаю взгляд. Сама так сама.

Некоторое время мы проводим в гробовом молчании, думая о своем. С каждой секундой становится легче, щека перестает так неистово гореть. Хотя синяк наверняка останется. И немалый.

Когда лед начинает таять, протягиваю его обратно домоправительнице.

— Я пойду.

— Дойдете? — она с сомнением смотрит прямо мне в глаза. С заботой. Почти материнской заботой.

— Дойду.

Разворачиваюсь к лестнице. С ориентацией проблем нет, кроме щеки ничего не пострадало. Пока не пострадало.

Не желая получить новые травмы, крепко держусь за поручень лестницы, поднимаясь на второй этаж.

Оказываясь в светлом, молчаливом коридоре, медленно двигаюсь в сторону своей двери. На самом пороге замечаю красные полосы на стене. Они тянутся к спальне Джерома, попеременно пропадая и появляясь.

Сознание злобно ликует, на душе становится легче.

Злорадно улыбаюсь, на мгновенье забывая даже о щеке.

Каллен порезался.

Справедливость восторжествовала.

Серое туманное утро приходит слишком медленно. Сначала светлеет горизонт, потом могучие сосны и лишь затем пустые клумбы. Летом здесь наверняка очень красиво. Разноцветные цветы, свежая зеленая трава, покрытая капельками росы, безоблачное голубое небо и яркий солнечный свет. Как ни странно, сейчас это предел моих мечтаний.

С момента возвращения из столовой, где произошло ночное действо, я не сомкнула глаз. Спальня неустанно напоминала о Джеймсе и все ужасах, связанных с ним, а синеющая щека о Каллене, не менее ужасном и жестоком, чем мой благоверный.

Кресло у окна верно служит мне. Укутавшись в одеяло, сижу на нем и вглядываюсь в пейзаж за толстыми стеклами.