Безмолвный вопрос Джерри не остается незамеченным. Изумленно глядя на папу, он теребит его за руку, заглядывая в глаза.
Усмехнувшись, мой похититель качает головой. Играет.
Малахиты очень красивые. Как у обычного, ничем не обремененного, не ходящего по краю человека. Простые и счастливые, словно бы у простого папочки, души не чающего в своем сыне. И ничто не мешает им наслаждаться любовью друг друга. Никто не в силах разлучить…
— Секрет, — протягивает он, ловко увернувшись от ответа. Пересаживает Джерома на простыни.
— Тебе помочь? — одними губами спрашиваю я, когда вижу, что он собирается подняться. На миг страх возвращается…
Легкое качание головой. Ну ещё бы…
— Беги на кресло, — кивая на мебель, шепчет Эдвард сыну.
Малыш тут же исполняет просьбу, не задавая лишних вопросов. Удается даже избежать его удивления.
И за эти пару секунд форы у Каллена появляется шанс подняться, чуть нахмурившись, незамеченным.
Упрямо иду рядом, несмотря на явное недовольство мужчины, чуть что, готовая подстраховать его.
… Благо кресла достигаем без происшествий.
Тяжело опускаясь на него, Эдвард тем не менее делает вид, что все в порядке. Выдают лишь пальцы, которые, устроившись на материи пижамных штанов, едва касаясь, поглаживают под ней кожу.
Джерри, судя по всему, ещё ничего не заподозрил.
Но от меня подобное не ускользает.
— Завтрак, — заметив мой интерес, напряженно повторяет мужчина. Расставляет акценты с завидной точностью…
Отвлекаюсь от его ноги, переключаюсь на лицо. На глаза, предупреждающие, что для малыша все это есть и будет тайной.
Но на миг, на единый незаметный миг в малахитах вместо предупреждения и серьезности проскальзывает кое-что другое.
Я вижу перед собой того Эдварда из ночи. Напуганного, отчаянного, надеющегося на помощь, которой все нет и нет… Потерянного, если не сказать больше.
И понимаю: несмотря на разыгранный для сына спектакль «Все в порядке» ничего не изменилось. Он все тот же…
… И все та же его боль.
* * *
Четыре ведерка с железными крышками стоят возле белой стены, тесно прижавшись друг к другу. Каждое из них помечено определённым цветом, а надпись на не до конца сорванной этикетке указывает на способ применения их содержимого.
«Краска», — гласит ярко-красный заголовок на каждом из ведер — а ниже, чуть правее, виднеется логотип известной фирмы.
У нас ремонт?..
Недоуменно глядя на Эдварда, по-прежнему сидящего в кресле, мы с Джеромом ровным счетом ничего не можем понять. Ни единой идеи или варианта.
Это какая-то шутка?
— Что это? — спрашиваю я, хотя ответ прекрасно известен. Но нужно же хоть чем-то заполнить это молчание.
— Немного усовершенствованная гуашь, — мужчина оборачивается назад к журнальному столику между креслами, поднимая с его стеклянной поверхности бумажный пакет. Одним точным движением вытряхивает из него себе на колени цветастые упаковки с кисточками — большими, маленькими, толстыми, тонкими: на любой вкус, и даже бледно-белую (пока ещё) палитру. Когда он успел ограбить художественную лавку?
Судя по тому, как расползается улыбка по личику малыша, он начинает понимать, в чем дело. А я все ещё нет.
— И зачем нам гуашь?
— Для рисования, — Эдвард пожимает плечами, подмигнув Джерри, — кажется, комната слишком белая…
Не могу поверить в эту идею сразу же, как слышу. Но факт, что я обманываюсь, не пройдет — Каллен сам купил краску и кисти, что сейчас здесь. Он действительно согласен расстаться с какой-то частью этого белого мрака. Впустить немного другого цвета, более оптимистичного…
Наконец-то!
— Папа! — восторженный голосок белокурого создания становится самым громким звуком в посветлевшей от солнца комнате. Бросаясь к отцу, он, забравшись на подлокотник кресла, с благодарностью обнимает его. Розоватые губки запечатлевают на коже мужчины поцелуй, от которого, как мне кажется, может растаять даже самый застарелый ледник. Он не может не улыбнуться. Это противоречит всем законам природы.
Думаю, если бы хоть иногда кто-то дарил каждому из нас по такому поцелую, жизнь никогда бы не казалась темной и беспросветной. Вместе с осознанием, что тебя любят, приходит и счастье.
Эдвард — наглядный тому пример.
— Разрисуй все так, как захочешь, — напутствует он с широкой улыбкой Джерома, помогая сыну уместить в руках все непременные художественные атрибуты, — у тебя потрясающе получается.
Читать дальше