АlshBetta - Золотая рыбка [СИ]

И в этот раз мне спокойнее — то ли потому, что происшествие с рыбами осталось за границей памяти, там, в раннем утре, то ли потому, что Эдвард обладает отличным чувством убеждения и мне становится легче. Тем более, он здесь.

— Пожалуйста, будь рядом, когда я проснусь, — это все, что могу попросить. И мы оба это знаем.

Мужчина нежно улыбается, сделав все, чтобы заметила, как теплеют и светлеют его темные оливы, а лицо наполняется вдохновением.

— Ну еще бы, малыш, — он легонько чмокает мои губы, — я буду охранять твой сон. Засыпай.

Фраза звучит интимно и, наверное, в духе мелодрам усредненного уровня для усредненной аудитории.

Но меня успокаивает, даже больше — усыпляет. Почти полностью.

Я сжимаю руку Эдварда, чуть ближе к нему пододвинувшись. Прижимаюсь всем телом.

— Ты очень хороший…

— Ты лучше, — с улыбкой заявляет он. Похоже на то, что зевает, — спи, Беллз. Все будет хорошо.

Ну что же, я верю. Глупо в такое не верить еще и тогда, когда он так близко и так нежен. Это святотатство.

Поэтому закрываю глаза и чуть удобнее кладу голову на подушке. Отпускаю этот день.

И забываю все, начиная от ящика с ужасным словом и заканчивая упоминанием Алесса пару минут назад. Выкидываю из памяти.

Пока Эдвард рядом мне, наверное, действительно нечего бояться.

Когда я выходила замуж в феврале этого года, меня предупреждали все, кому не лень, что семейная жизнь — дело непростое. А уж моя семейная жизнь и вовсе никогда простым делом не будет.

И самым ярким из тех, кто пытался показать мне, на что соглашаюсь, был Эдвард. Мы бесконечно это обсуждали. Я так уставала от таких разговоров, что стиснув зубы часто спрашивала его, какого черта ему нужно, чтобы я передумала?

Тогда мужчина извинялся, гладил меня по волосам и говорил, что хочет быть уверен в том, что я понимаю, что делаю. И что на сегодня его эгоизм может быть свободен, он не позволит ему влиять на мое решение.

Но свадьба все-таки состоялась — как и медовый месяц, как и возможность жить с тем, кого любишь. Я приняла это как главный подарок и требовать больше, наверное, никогда бы не посмела.

Я не верила ни единому слову тех, кто утверждал, будто моя жизнь возле Эдварда, в качестве его золотой рыбки, станет худшим испытанием, чем семь кругов Ада. Что полетит все в тартарары быстрее, чем успею понять, что к чему.

И это было напрасным. До сегодняшнего дня не было, а вот после все же было. Я вижу.

Эта неделя, в своей середине разорвавшаяся на клочья от чудесного «подарка» Алессандро Иффа, которого я ненавижу все больше и больше (и настолько же боюсь, хотя Эдварду никогда не признаюсь), с каждым днем превращается в запутанный темный лабиринт боли.

Все рушится.

Все покрывается пеплом.

Все сгорает.

Пока я отхожу от шока и стараюсь занять себя хоть чем-нибудь в огромной квартире, Эдвард разбирается с навалившимися отовсюду рабочими вопросами.

По утрам, пока готовлю завтрак, я слышу его громкие баталии по телефону с каким-то Джоном, разбирающимся в акциях компаний, а потом, когда в молчании едим свои омлеты, запеканки или блины, наблюдаю перекошенные от гнева черты и огонь в глазах, разжигающийся с каждой минутой все больше.

Он уходит в офис к восьми и приезжает на обед к трем, ограничив его время с часа до двадцати минут. Он пытается перекидываться со мной какими-то словами или общими фразами, но у него плохо выходит. Это уже не беспокойство, это уже паника в темных оливах. А тучи так и не перестают сгущаться…

Как правило, ночами ему очень плохо. Едва ли не вскарабкиваясь от боли по ровному бетону на стены, Эдвард хрипло дышит и цепляется за меня руками, аргументируя это тем, что так быстрее становится легче. Ровно как и ситуация на работе, в нашей жизни и вокруг нас, его приступы выходят на новый уровень. И если раньше можно было, выпив таблетку, высчитывать десять минут, чтобы знать, когда она подействует, теперь порой мало и пятнадцати.