Кейт Уотерхаус - Конторские будни

– Смотря что вы называете общественным развлечением, – откликнулся с некоторым запозданием на вопрос Грайса Сидз. – Ф-ф-фхо! – (Значит, это был смех.) – Главное общественное развлечение в «Альбионе» вы увидите, если глянете на соседний столик.

Грайс повернул голову и украдкой оглядел сидящую за соседним столиком парочку. Мужчина и женщина средних лет, не притронувшись к еде, обсуждали что-то очень для них важное. Женщина казалась несчастной, а мужчина измученным, и Грайс подумал, что они угрюмо тянут начавшийся очень давно роман. Вот чем может обернуться невинный бокал вина, если потеряна осторожность.

– Любовный сон, – негромко сказала Пам.

– Это Каргил, давний страдалец из Отдела зарплаты, – вполголоса пояснил Сидз. – А женщина, как вы, наверно, поняли, отнюдь не миссис Каргил… хотя очень, я думаю, хочет ею стать.

– Но не может преодолеть препятствие в виде подлинной миссис Каргил? – ухмыльчиво спросил Грайс. Ему было приятно, что его сразу же начали знакомить с интимной жизнью «Альбиона».

– Очень солидное, насколько мне известно, препятствие, – ответил Сидз. – Но мы можем указать вам и на счастливую, ни от кого не таящуюся любовь, – добавил он.

– Не будьте сплетником, – умиляясь собственной порядочности, сказала Пам.

– Я говорю про нашу вдовушку миссис Рашман и одного складского джентльмена. У них уже, по-моему, даже назначен день свадьбы.

– Двадцать пятое, – подтвердила Пам. И добавила для Грайса: – Вы, вероятно, запомнили миссис Рашман, ее представил вам сегодня утром Копланд. Она выходит замуж за своего верного поклонника со Склада снабжения. Воистину, наш «Альбион» превращается постепенно в брачное бюро.

– То же самое происходило и на моей последней службе – сказал Грайс. Стало быть, роман, взращенный в барах, расцвел свадебным цветком – счастливый контраст с бесплодными страданиями за соседним столиком. – У нас было четыре… нет, даже пять свадеб в прошлом году. И все между коллегами, или по крайней мере между бывшими коллегами.

– И кто-нибудь всякий раз обходил отдел с кружкой для пожертвований, – уверенно предположил Сидз.

– Это уж как водится, – сказал Грайс, подумав, что и ему, пожалуй, могут предложить раскошелиться в пользу миссис Рашман. Хотя, впрочем, вряд ли они решатся на такое нахальство. – А если не намечалось свадьбы, – продолжал он, – то кто-нибудь дослуживался до пенсии или собирался сменить работу, – Тут Грайс вспомнил, что, когда он уходил из «Комформа», ему, в первый раз за всю его трудовую жизнь, сослуживцы ничего не подарили. Да и кто станет думать о подарках при массовом изгнании?

– Ну, здесь-то вам не будут надоедать кружками для пожертвований, – обнадежил Грайса Сидз. – С «Альбионом» люди расстаются только ногами вперед.

– Миссис Рашман уходит из «Альбиона» в жизнь, а не на кладбище, – как бы неожиданно для самой себя сказала Пам, и Грайсу почудилось, что она сразу же пожалела о сказанном.

– Исключения только подтверждают правило, – спокойно парировал Сидз. При этом он как-то странно глянул на Пам. Если б тема не казалась такой безобидной, Грайс решил бы, что взгляд Сидза был предостерегающим и что Пам его предостережение приняла. Возможно, у любовной истории миссис Рашман была какая-то тайная подоплека.

Да-да, наверняка – потому что Сидз круто и довольно неуклюже сменил предмет разговора:

– Но вы спрашивали про общественные развлечения. У нас есть несколько клубов. Шахматный, например.

Грайс признался, что он разбирается в шахматах, как свинья в апельсинах, и его собеседники сказали, что они тоже. Все трое наперебой заговорили о своей неспособности постичь шахматные законы и о забавных разгромах, нанесенных им юными племянниками и племянницами, когда они пробовали играть с ними в эту загадочную игру.

– Что еще мы можем вам предложить? – раздумчиво сказал Сидз, явно удовлетворенный сменой темы. – Скуош. Теннис. Плавание. Вообще, почти любой спорт: у нас заключен договор со Спортивным центром в Актоне, и наши сотрудники бесплатно допускаются на его стадионы. Так мне по крайней мере говорили. Я-то, признаться, не спортсмен, и вся моя физкультура ограничивается утренней прогулкой до ближайшей станции метро.

– Моя тоже, – сказал Грайс. Ему все больше нравился его первый альбионский обед. Они приманили в конце концов кофейную тележку, и за кофе общая беседа стала столь оживленной, что Грайсу даже не удавалось вставить, как хорошо он здесь себя чувствует.