Он вернулся домой, и на следующую ночь у него снова пошла кровь из носа. Наволочка запачкалась. Марина сказала, что его трясло во сне.
Они все о нем знают – даже то, где достать патроны для его винтовки. К тому же феды читают его почту. Еще и Марина беременна почти восемь месяцев, жалуется на то, как они живут, издевается над его убеждениями борца за прогресс. Он пропустил две встречи с Бейтманом. Ему безразличны деньги. Пусть забирают их себе. Он не их собственность, они не имеют над ним власти. Ли похудел – это стало заметно по одежде и отражению в зеркале. Становился с винтовкой на крыльце и целился в прохожего, старательно подняв оружие к подбородку и произнося про себя «поправка на ветер». Снова решил учить испанский.
Мексиканское консульство выдало ему туристическое удостоверение. Все свои документы и вырезки он содержал в порядке. Все для маленькой Кубы, пусть кубинцы видят, кто он такой.
Теперь можно получить визу и попросить поставить штамп с открытой датой. Можно съездить в Даллас и застрелить этого фашиста Уокера. Затем вернуться в Мехико и узнать, что виза готова – серьезный документ, гарантия путешествия в Гавану. Его будут приветствовать как героя.
Когда-то он учил испанский. Так что трудно не будет.
Ферри называл его винтовку «нам-ли-хер».
Ли привязал детский манеж и коляску к крыше микроавтобуса Рут Пэйн, зеленого «шевроле» 1955 года, с ржавыми пятнами и приспущенными шинами. Втиснул в салон чемоданы и коробки, все их имущество. Теперь все у Рут Пэйн. Он украдкой засунул винтовку, разобранную и завернутую в старое одеяло. Сверток он крепко обмотал бечевкой и связал морским узлом.
Сказал Рут Пэйн, что, может, поедет в Хьюстон или Филадельфию искать работу.
Глаза Марины были влажны от любви и тревоги. Он провел пальцем по ее длинной белой шее. Сдержался, чтобы не заплакать. Он подумал, что его лицо, омытое горем, сморщится, как у ребенка.
Этой ночью он носился под проливным дождем, выкидывая остатки барахла, пакет за пакетом. Запихивал старые газеты в соседский мусорный бак, откуда вываливались и разбивались бутылки. Интересно, кто-нибудь видит? Заметила ли какая-нибудь бдительная пожилая дама его полночные забеги? Неуклюжей рысцой он вернулся в дом, через мгновение выскочил снова и быстрым шагом направился по переулку, прижимая к груди мусор. Мальчик, который ни с кем не разговаривал на улице.
Следующим вечером он стоял на крыльце и ждал, когда к остановке напротив подъедет автобус. Автобус показался, и Ли поспешил через дорогу с двумя парусиновыми мешками и двухнедельной задолженностью по квартплате.
На междугородной станции «Трейлуэйз» он направился к кассе купить билет в Хьюстон – первый пункт на пути в Мехико. У кассы стоял Дэвид Ферри. Он был в мятой клетчатой спортивной куртке, из кармана торчала газета. Будто завсегдатай ипподрома, которому жить осталось два дня.
– Куда? В Мехико? За визой в маленькую Кубу?
– Да, – ответил Ли.
– И ничего не сказал кэпу Дэйву? Это нехорошо, Леон.
– Вы не говорили, чего от меня хотят. И я действую, как могу.
– Они знают, что ты уезжаешь. Следят очень внимательно. Я лично приставлен к этому делу. Леон, какая сейчас Куба? Мы еще не закончили работу.
– В общем-то, я планирую вернуться.
– Естественно, ты вернешься. Знаешь, почему? Американцам так просто визу не дают. К тому же ты хочешь вернуться. Хочешь закончить свое дело.
– Чего от меня хотят?
– Теперь мы с тобой знаем, чего.
– Вы знаете. А я – нет.
– Ты знал почти с самого начала. Наверное, даже раньше, чем я. Пришел на болота стрелять из своего «нам-ли-хера». Ты в курсе, на чьей мы стороне. Знаешь, что мы не выберем мишень на твой вкус. Но ты захотел прийти. Наверное, поймал идею из воздуха. Я искренне верю, что в этом ты лучше меня.
Через зал прошел негр в высоких сапогах. Йо-йо, которые он продавал, сверкали в темноте.
Ферри уговорил Ли перекусить вместе с ним. Если он так хочет, Раймо отвезет его завтра в Хьюстон. Сэкономишь на автобусе. Прокатишься с комфортом на семейном автомобиле.
Они ели омлет дома у Ферри. Под кухонным столом хранилась взрывчатка. Ферри сидел в своей куртке и говорил, размахивая вилкой:
– Я просмотрел материалы по «Справедливости для Кубы», которые ты хранишь в доме 544. И заметил то, чего не замечал ты. Весы никогда не замечают того, что к ним относится. Официальный символ комитета «Справедливость для Кубы» – вытянутая вверх рука, которая держит весы. Две чаши, подвешенные на жестком стержне. Куда бы ты ни шел, они рядом. На чью сторону склонится Леон?
Читать дальше