Дон Делилло - Весы

Фрэнк Васкес ехал в штат Миссисипи за рулем машины Раймо – «бель-эйр» decrepito. [15]Водить машину ему было не по душе. Он педантично соблюдал ограничения скорости и напрягался, когда появлялись дорожные знаки, – он не всегда понимал символы и боялся, что с ним что-нибудь случится. После Майами он дважды попадал в переделку. Дважды путал дороги. Провел ночь в мотеле, где на парковке завязалась драка, сцепились четверо или пятеро, тяжело дыша, гравий хрустел у них под ногами, в белом автомобиле с открывающимся верхом плакала женщина. Это случилось где-то рядом с Пенсаколой.

Он не привык быть в Штатах один, вдали от людей, говорящих по-испански, без Раймо.

Он вез новости для Ти-Джея. «Альфа» планирует крупную операцию. В Майами, в ноябре. Сначала он не мог понять, в чем суть этой миссии, но догадывался, что раз дело будет происходить в американском городе, а не в кубинском порту или на нефтяном заводе, то готовится нечто особенное.

Фрэнк провел две с половиной недели в лагере «Альфы» у Трассы 41 вместе с парнями из других групп и отделений, – бег по полосе препятствий через сосняки. Как-то он подошел к генеральному секретарю «Альфы». Этот человек хотел, чтобы Мэкки участвовал в операции, которая в итоге будет местью за провал на Плайя-Хирон. Мэкки пользовался огромным уважением. Лидеры операции считали, что он должен приложить руку к этому действу.

Место и время не называлось. Фрэнк догадался по разговору в целом. Этот лагерь угнетал его. Он терпеть не мог строевую подготовку и стрельбу. Предводители «Альфы» носили темные очки, военные ботинки, береты, несерьезные бороды. Если эти люди настолько ярые антикастровцы, почему они хотят быть похожими на Че Гевару?

Он помнил, как Раймо рассказывал, что после битвы в Сьерре явился Че на грязном муле, говорить с пленниками. И что они сделали в первую очередь? Попросили автограф. Тогда все и узнали, что Батисте пришел конец.

Фрэнк вспомнил горы. Густой зеленый покров, туман клубился с вершин, растворялся на определенной высоте, снова клубился. Дождь не прекращался. Они жили в бараках под камуфляжными сетками, иногда в грязи, и он размышлял о той идее, за которую сражался. Честь кубинского народа. Справедливость голодающим и забытым. С самого первого дня он знал, что не останется. Он не бунтовщик, ни духом, ни телом. Он обычный человек.

Мать, творец его жизни, встретила его дома печальным смехом.

Фрэнк учил с первого по шестой класс, часто – по два сразу, в школе на окраине фабричного города. Компания называлась «Юнайтед Фрут», два его брата были там прорабами на полях сахарного тростника, жили вместе с женами и детьми, каждая семья в комнате десять на десять, в двойном ряду из десяти комнат, все объединены в одно длинное здание на пятифутовых столбах. Рубщики тростника и их семьи жили под этим зданием в низких лачугах, сделанных из картона и Дерюги.

Трудно было не заметить, что американское руководство «Ла Юнайтед» располагалось в хорошо обставленных изящных домах на улицах, обсаженных кокосовыми пальмами. Фрэнк обвинял правительство, не компанию. Он надеялся, что его братья уйдут с полей и станут квалифицированными рабочими на большой фабрике. «Ла Юнайтед» не была глуха к такому понятию, как амбиции. Можно было вырасти от простого работника до управляющего или инженера. Получить две комнаты в доме на улице, которую освещают по ночам. Американцы ценят тех, кто знает свое дело, у кого работа спорится. Человек вполне мог продвинуться.

Затем начался мятеж, который устроили его бывшие товарищи, решив поджечь тростниковые поля. Такова историческая традиция Кубы. Кто бы ни затевал мятеж, он начинает с того, что поджигает тростниковые поля. Высказываются против экономической зависимости и засилья иностранцев. Фрэнк смотрел на горящие поля и понимал, что за этим стоят коммунисты. Потому он их и боялся. Есть нечто большее, есть то, чего мы не знаем. Пламя рвалось сквозь заросли тростника. Частную полицию «Ла Юнайтед» давно свернули.

В Гаване он вместе с сотнями других стоял в очереди у американского посольства – сдавать документы на визу. А теперь он ехал по дороге рядом с границей Луизианы, прямо к грозовому фронту.

На четвертый день пребывания у Кастро Фрэнк застрелил правительственного разведчика, глядя через оптический прицел. Это было жутковато. Нажимаешь спуск, и в сотне метров от тебя падает человек. Все показалось ненастоящим и далеким, будто понарошку. Трюк с линзами. Вот человек, четкая картинка. Вот он вверх ногами. Вот снова перевернулся. Стреляешь по череде изображений, которые передает тебе металлическая трубка. Смерть – огромная сила, но как узнать, что за человека ты убил, кто из вас храбрее и сильнее, если приходится смотреть через слои стекла, которые приближают картинку, но делают мутным значение самого поступка? На войне есть совесть, или это просто убийство?