Ксения Букша - Чуров и Чурбанов [litres]

– Что происходит с Корзинкиной? – спросил между тем Чуров Елену Захаровну, прихлёбывая горячую воду, в которой не успел завариться чай. – Откуда лихорадка?

– Сама не понимаю, – отвечала Елена Захаровна. – Мы уже обыскались. Позавчера лично ей мерила, было даже низковато. Сидели, сидели… про рэп всё узнала, про котов-воителей. А вчера опять лихорадит.

Чуров побежал далее. Осмотрел поступившего вчера толстого парня-гипертоника, за которого болела вся его узбекская родня. Парень, кажется, чувствовал себя неплохо. Осмотрел ещё одного подростка – с сердечной недостаточностью почечного происхождения.

В целом ничего особенного не происходило: тридцать первое число длилось и было тихим. На дворе стояло безветрие. Васильевский остров погружался в серые морозные сумерки. Где-то на Большом или на Среднем народ покупал, веселился, жёг бенгальские огни, смерзался и пьянствовал. Нева стекленела под тонким серым слоем льда. Здесь же, в дальних линиях, в корпусах больнички, всё было пустынно, обыкновенно и буднично. Это нравилось Чурову.

Темнело. Телевизор крутил фиолетово-жёлтые пляски, а иногда крупным планом демонстрировал рты знаменитостей. Чуров, пробегая мимо, поставил его на беззвучный режим.

В дверях отделения, шурша разноцветными бахилами, столпились дедушка, бабушка, мама, папа и маленькая сестричка узбекского пацана с гипертонией.

– Мы навестить нашего мальчика. Можно?

Родственники гуськом проследовали в палату. По дороге им попался сутулый мрачный подросток Артём, выздоравливающий от инфаркта. Под мышкой он держал свёрток, замотанный блестящей и завитой сиреневой ленточкой.

– Девушка-Мороз подарила? – поддел Чуров на ходу, и вдруг его осенила наблюдательность. Он развернулся и быстрым шагом направился к Корзинкиной.

Когда он вошёл, Корзинкина как раз занесла руку с термометром и хотела его встряхнуть.

– Погоди! – поймал её за руку Чуров. – Ну-ка, сколько?

Чуров встряхнул термометр и сбил столбик до тридцати пяти. Корзинкина села измерять при Чурове. Вид у Корзинкиной был индифферентный, только щёки и лоб заметно покраснели.

– Кто тебя дома ждёт-то? – спрашивал Чуров невинно.

– Да все ждут. Мама ждёт. Братья.

– А ты хочешь домой?

– Хочу.

– А чего температуру себе мухлюешь?

– Я не мухлюю, – сказала Корзинкина. – Вот. Чуров посмотрел. Столбик действительно подползал к тридцати восьми.

– Не мухлюешь? – сказал Чуров. – Ладно: как тогда? Не хочешь, можешь не говорить. Но мне пригодится для других детей.

– Я делаю вот так, – сказала Корзинкина. – Смотрите.

Чуров стал смотреть во все глаза. Корзинкина поставила градусник под мышку и напряглась. Широченное лицо покраснело ещё сильнее. На выбритой половине башки выступил пот. Чуров взял Корзинкину за руку. Пульс учащался, становился почти нитевидным.

– Хватит, – не выдержал Чуров. – Как ты только выдерживаешь. Спусти до нормальной сейчас же.

Корзинкина сделала выдох и на глазах остыла.

– Я ещё и не то могу, – пробасила она. – Я умею. Я талантливая.

– М-м! – сказал Чуров с огромным уважением. – Давай термометр. Умничка. Почему ты не хочешь, чтобы тебя выписали? Кто дома такой плохой, почему ты здесь отсиживаешься, признавайся?

– Никто не плохой, – Корзинкина покраснела снова, но уже не так интенсивно.

Чуров сделал небольшую паузу, присел на кровать рядом с Корзинкиной и сказал, глядя не на неё, а вперёд, в пространство:

– Артёма выписываем через неделю. Напишу, чтобы тебя тоже. Температуру больше не гоняй, не надо, не полезно это тебе. Хорошо?

Корзинкина стойко промолчала.

Темнота за окном сгустилась до полной черноты. А может, так казалось оттого, что уж очень яркие лампы светили у них на отделении. Чуров притаранил Феде полную банку детского корма – сливок с персиком. Чуров знал, что Федя любит больше всего чипсы с луком. Но Фёдору их было нельзя. Ему можно было только младенческое.

– Иван Саныч, а ты мой папа? – просипел Фёдор с хорошо отработанной задушевностью. – Ты будешь моим папой?

Чуров поморщился.

– Нет, я просто врач и приношу тебе вкусняшки, – ответил он в пятый раз.

– А-а кто мой папа-а? – прохрипел Фёдор. – Бэтмен?

– Возможно, – Чуров внимательно следил за тем, как раздуваются Федины ноздри. Дыхания не хватало. Пожалуй, прогресс-то не очень стабильный. – Может быть, и Бэтмен…

– А почему он не приходит со мной Новый год встречать?