Юлия Кокошко - За мной следят дым и песок

Желание перемолвиться с незнакомцем в пожаре времени, обсудить в колышущихся ростках пожара — несколько принципиальных вопросов, например — последние нравственные язвы общества. Намекнуть расположенность — к другим сокровищам диалога, создать доверительную атмосферу и пояснить, что реакция прикрепленных собеседников уже обмерена, эту музыку, собственно, съели цепни, и достойнее — све́жее мнение… консультация, смелое наставление, раскованный совет…

Потребность выспросить дорогу — у переносчика ценностей, кто держит два чемодана — и коробку под мышкой, пока его спина вытягивает рюкзак, а подбородок и ухо, сменяя друг друга, покоят в лунке за ключицей — пару книг или сменной обуви или банку с рыбками — гурами, меченосцы, крестоносцы, кондотьеры, но и глаза не простаивают, а сносят рой пурпурных от солнца божьих стрекозок над неотложной от квартала станцией — на шоры и потертости скорых помощниц машин, пожолклых крылатых кобыл, пахучих, недоверчивых кляч, несущих пурпурный крест как на крыльях… Назовем зажимщика — Неполный: тело дожато до гармонии — неорганическими вложениями, называем его глаза — крестовики или конокрады. Возможная тема — нарушенные ожидания — удачно совместит отвлеченные выкладки и купаж момента. Настаивать, горячиться, не вилять, но, вооружившись статистикой и монтировкой тезисов, обстоятельно доказать избранному в гида, что только он в этот миг понимает дорогу — как никто. Говорить — с обнимающим крупные аргументы, скроенные из кожных покровов фауны: чулки ее кишок и худые кошели желудков, переориентированы на полезное — денежные эквиваленты, мобильник, визитки, табак, нож, ключи, фомки, облачения — комплект «Времена года»… с апеллирующим шузами щучьих носов, тиной, галькой…

Назовем его Переводчик — переводит сквозь хищное, хваткое, умонепостижимое, шквальное чрево города блистательную плеяду.

Назовем его — Шефствующий над считанным и поплывшим… Подшефный, за кем присматривают и не отпускают далеко от себя — вереницы немнущихся.

Или университетский вокзал — вход в науки, подворье.

Здесь показывают хороший старт — вековой, но величественный, как две чистоплюйные лестницы, что отводят к западному и восточному корпусам света: строевой шаг, прямая нога… согнутая в рычаг, скрученная разбегом, а увлекшемуся плавностью восхождения балбесу балясины в белых гетрах подфутболят — куриную голову и прокатят…

Расточительные окрестности вечного движения: что-то завязывается и происходит, приторно частит и распадается, утомляется быть идеалом, быть паразитом, листает конспекты, промахивая слипшиеся в эпоху события, выдаивает чернотелый автомат с пепси-колой — и несущийся картонками с кофе, раскошеливает на грош горящие презрением банкоматы и растущие из кладки приказы, инструкции, декреты, афиши, депеши от Клио и частные эпистолетки с распальцовкой телефонов, где определенные наращивать — шалят и не договаривают: пишу курс диплом… даю экзотич опыт… репетирую по мат… пока прочие буквы удрали к романтическому: наращ афрокос… формируем ягодицы ядрен чугун… Бука! Ты мой новый год уже полторы недели. Спасибо, что ты — это я, твоя Кроха… твой Эклерчик…

Переводчик ожидания и нетерпения, назовем его Бакалавр , меж лекцией и коллоквиумом низвергшийся в треть подметки — в конкорс, меж наступлением курсового знания — и кое-кем интересным вот-вот в дверях, важнейшим в живущих… в контингенте этой минуты, в неполноту которой внесет — пропущенные очки, верительную бумагу, запах базилика, сандала… или последний, мастерский штрих: окно с гимнастической лентой радуги, начатой с золотой стези одуванчиков… фортепьянные пассажи где-то по краю, выпуск люпина и кровохлебки из коридорной стены — и прирастут, сольются в правоту, доведенную до автоматизма…

Но вместо властелина мгновения — пред изнывающим, подтанцовывающим — Павел Амалик, архивариус учебного заведения, подхвативший острый позыв, почин ангела или раскованный совет дьявола… освоивший поползновение — беседовать неизвестно с кем и на скользком месте.