Юрий Григорьев - Морские люди

— Здравствуй. Конечно, зе тот, хорошо. Я тебе все расскажу про Василия Павловича Соловьева-Седого и про того, который написал слова песни, Михаила Ивановича Матусовского. О, это люди с очень интересной биографией.

Товарищ Тан, как всегда в военной форме, со знаками различия соответствующими званию старшего лейтенанта стоял у ворот штаба. Он с большой симпатией относился к этим, решившим изучать языки молодым людям и всегда оказывал помощь. Что-то новое увидел переводчик в просьбе Льен помочь в беседе с русским матросом, он обхватил их за плечи, повлек в глубину зеленого театра:

— А ну сознавайтесь, зачем вам сегодня толмач? Льен говорила, надо русскую песню вьетнамскими буквами переписать, я сделал, отдал. Потом она говорит, что хочет кое-что узнать о композиторе. Я пришел, дождался вас. Как будем, вопрос — ответ, монолог одного человека, диалог? Готов к работе. Что-то типа лекции? Только покороче ребята, у меня распорядок дня сегодня во как загружен.

Конев сам хотел, чтобы Льен узнала о композиторе и обрадовался столь простой возможности передать свое отношение к нему. Он вспомнил фотографию грузного немолодого человека с трубкой в зубах, гуляющего вдоль по невской набережной. Понятно, это не та речка, что «движется и не движется», пусть летом Нева и правда «вся из лунного серебра». Но у каждого человека свои вечера, которые впору назвать подмосковными отнюдь не из географических соображений. Это состояние и сумел выразить ленинградец Соловьев-Седой в пятидесятые годы, уже будучи в возрасте. К имени же Михаила Ивановича, московского поэта, чьи многие стихи стали песнями, «Подмосковные вечера» добавили такой эпитет, как «бессмертие».

И еще один человек приложил руку, нет, руки, талант, к тому, чтобы творение двух советских мастеров стало достоянием всего мира. Это американский пианист Ван Клиберн, исполнивший мелодию на пианино за год до состоявшегося в 1957 году Московского фестиваля молодежи. Его интерпретация «Подмосковных вечеров», прозвучавшая позднее, чем во многих странах, получила всеобщее признание именно на этом фестивале.

— Соловьев, понятно. Птичка такая есть у вас, она поет. Почему Седой?

Конев улыбнулся. Посмотрел на товарища старшего лейтенанта:

— Передайте, пожалуйста, у его отца, до революции он работал старшим дворником, ну они двор подметают, снег зимой чистят, лед скалывают, так вот у отца было много детей. Все черноволосые и только Василий родился с белыми волосами, во дворе с детства привыкли называть мальчика Седым.

Товарищ Тан перевел, Льен захлопала в ладоши, засмеялась. Засмеялся и Игорь. Глядя на них, захохотал переводчик:

— Смех как, тоже переводить? Пожалуйста, слушайте оба!

Она спросила, что такое снег. Мечтательно заметила, что хотела бы учиться в консерватории, где постигал музыкальные премудрости Соловьев-Седой.

Клим и Петрусенко, наконец-то, получили возможность спокойно дойти до КПП. Они вызвали на улицу Николаича, присели в тенечке переговорить о коммерческих своих делах, как вдруг мичман Борисов увидел Конева. Та-ак, легкомысленный старшина второй статьи Иванов не докладывал, что матрос отпущен с корабля на свои репетиции, надо будет сделать внушение. Старшина команды даже в страшном сне не поверил бы, что матрос Конев находится в самовольной отлучке. Он с легким сердцем окликнул подчиненного.

Оба мичмана концерты в зеленом театре пропускали. Естественно, возник вопрос, что за девушка, да еще вьетнамской офицер рядом? Клим предположил, что это друзья скрипача, надо с ними познакомиться. И сфотографироваться. Потом можно будет рассказывать, что во Вьетнаме участвовали в художественной самодеятельности. Они с Иванычем конечно, музыку и пение уважают, но эта мошкара, которую здесь называют москитами, любого человека выведет из терпения. До чего назойливая тварь, залезает под куртку, шорты, кусается там, даже бритую голову грызет. Особенно звереет к вечеру.

Николаич первым поздоровался с давним своим знакомым товарищем Таном и представил ему новых своих компаньонов. Конев подошел с опаской, но быстро догадался о том, что товарищ мичман вполне адекватно относится к его сходу с корабля, выдвинул вперед Льен:

— Это ей я аккомпанирую. Представляете, она не знает что такое снег, а переводчик говорит, что у них нет таких слов, как мороз там, вечная мерзлота.

— Погоди, погоди, погоди. А ну, товарищ переводчик, передайте это своей жене.

Клим достал из просторной своей сумки книгу о Якутии, которую Ольга передала в качестве подарка какой-нибудь жене вьетнамского военного. Купить, как хотелось «Повести и рассказы» вьетнамских писателей в книжном магазине не удалось, кто-то опередил, да не очень-то переживали ни Клим, ни она. Зачем? Они привезли в гарнизон свою, Якутского книжного издательства, про родной край. Без сожаления решили, что Клим подарит именно ее.