Дмитрий Захаров - Средняя Эдда

– Нет – в смысле не указана ни в каких документах. Я проверил все базы – у него никогда не было детей.

– Та-а-ак, – протянул Ас, задумчиво постукивая пальцами по крышке стола, – очень интересно. То есть он ее придумал? А зачем? Или что, это дефект легенды? Но это же глупо совсем… А что с женой? С другими родственниками?

– Там еще интереснее. Вот, – Денис протянул Асу ксерокопию.

– Ни пса не понятно, – сказал Ас, разглядывая темные пятна, в которых тонули буквы.

– Выписка из Красноярска, – пояснил Денис. – О жене. Брак не регистрировали. Активистка всяких движений. Административные аресты, сопротивление полиции, митинги. Пропала. То ли сама, то ли помогли. Вроде как выехала за рубеж. Это всё.

– А что тут интересного?

– О ней тоже почти нет документов. Подчищены. В паспортной базе она не значится. Соответственно, никаких выходов на родственников.

– Так, – повторил Ас.

Этого он не ожидал. Врешь-врешь, а нечаянно правду скажешь. Вот кого надо было сдавать безопасности! Или он просто больной, подумал Ас. Шизофрения, воображаемые друзья, дочь-снегурка. Тоже, конечно, история.

– И как ты это проморгал? – поинтересовался Ас. – Ты же понимаешь, что́ это может значить?

Денис молчал.

– Немедленно отправляй человека в Красноярск – собрать, что можно, на месте. Чтобы завтра отчет – кто это всё организует. Борисова – в подвал, засылай оперов. Все его ящики, аккаунты, что найдешь, вытряхивай.

– Уже начали.

– Начали, – зло повторил Ас. – Результат где?

Он встал из-за стола.

– Есть еще одно.

Это ему совсем не понравилось. Денис вообще-то не про драматические эффекты. Ас молча сел на место и уставился на опера. Денис мялся. Денис прятал глаза.

– В общем, так, – сказал он, по-прежнему глядя в сторону и будто растирая в пальцах что-то невидимое, – приняли же этого связного чувачка. Илью. Ну, а наши, как и договаривались, его вели: и до встречи с этим, Черным. И после – из рук в руки, так сказать… Мне только что доложили. Он, короче, Борисову всё отдал.

Ас засмеялся. Это нервное, подумал он, точно нервное. Но смеяться не перестал.

– Ты мне хочешь сказать, что Борисов – Черный?

Денис пожал плечами.

Какая ирония, подумал Ас. Это просто адски смешно. Комиссар Жюв выследил Фантомаса.

– Я знаю, – сказал Ас, – ты плохо обо мне думаешь, Денис.

Денис дернул башкой. Денис открыл и закрыл рот.

– А что тебя смущает? – поинтересовался Ас.

– Нас всех на этом повяжут, – выдавил, наконец, Денис.

– Так, – сказал Ас, – спокойно. Нам нужно было, чтобы этот Черный взял рисунки. Он взял. Нам нужно, чтобы он их передал исполнителям. Он передал – граффити уже всплывают, причем залпом, как мы и хотели. Спикер вот-вот брякнется… Ничего не меняет, если это действительно он. Ничего не меняет, если Борисов не попадется чужим раньше срока. А после срока его возьмут твои. Ты же послал? Вот и ладушки.

Зазвонил рабочий телефон. Совсем офонарели, подумал Ас, десять вечера же.

Он схватил трубку и яростно в нее выкрикнул:

– Я занят!

– Александр Сергеевич, Александр Сергеевич, – забормотал охранник, – там какие-то в камуфляже ворота режут!

В обезболивающем полубреду он куда-то прыгал. Кажется, с пригорка – подминая под себя ногу. Удивленно смотрел, как она заламывается, будто резиновый сапог. А потом мучился от страха, что эта мягкая мерзотность перекинется дальше, например, на руки. Ему казалось, что если не смотреть на пальцы, то, может, еще и обойдется. Но он не мог на них не смотреть.

С трудом выпроставшись изо всей этой дряни, он разлепил веки и схватил ртом воздух. Как аквалангист, чудом всплывший, когда уже кончился весь кислород, как реанимированный утопленник.

– Господи, – пробормотал он и судорожно сглотнул.

Он попробовал раздышаться, но это оказалось сродни тому, как если бы он полосовал себя ножом по ребрам. Не так смертельно, как вчера вечером, но всё равно почти нестерпимо. Пришлось втягивать в себя воздух по чуть-чуть, с долгими перерывами.

Наконец, он смог повести головой, и первое, что обнаружил – кого-то, кто сидел на полу в нескольких шагах от его кресла, фигуру в черном. Или не в черном? В этом медикаментозном полумраке что угодно может показаться.

Фигура подалась вперед, и он опознал в ней коротко стриженную круглолицую девушку. Всё же, наверное, действительно в черном.

– Привет, дочь, – сказал он так буднично, как если бы говорил ей это каждый вечер, возвращаясь с работы. Внутри ожило огромное удивление, но вовсе не от того, что она здесь. Больше поражало, что ее визит кажется само собой разумеющимся.