Дмитрий Захаров - Средняя Эдда

– Езжали бы тогда обратно, – предложил Георгий. – У вас-то, поди, человек человечку – нежная овечка.

– Хрен тебе, – добродушно сообщил водитель и по-детски засмеялся, – я теперь сам волк.

– Я теперь сам волк, – неизвестно с чего объявил Георгий Славе вместо приветствия.

Славик не удивился.

– Вот и из тебя говно полезло, – сообщил он с удовлетворением, – а то корчишь всё конференцию журнала «Эксперт» какую-то. Карму на редиску не променяешь, старик.

Георгий поморщился.

– Слушай, слей куда-нибудь эту свою мудрость веков, а?

Слава закатил глаза, но промолчал. Он выставил на барную стойку кафе, где они сели, ноут и повернул экран к Георгию.

– Та-а-ак, – тоскливо протянул Георгий, просто чтобы не молчать.

– Аск, – понуро отозвался Слава.

Новость была уже в топе Яндекса. Виктор Николаевич Махин, 77 лет, 1940-го года рождения. Время смерти. Причина смерти. Пока не называется, но по сведениям… сердца…

– Это «Лайф».

– Догадался.

Некоторое время сидели молча. Георгий жевал коктейльную соломинку.

– К нам какие претензии-то? – вдруг затараторил Слава. – Мы всё сделали – при свидетелях. У меня все отчеты… Избрали же? Избрали!

– Он успел удостоверение получить?

Слава мгновенно скис.

– Завтра.

– Да, – сказал Георгий, – завтра.

Снова промолчали.

– Ас не звонил? Или ты ему?

– Неа. А зачем?

– Ну да.

– Тогда давай края сводить.

Слава кивнул.

– Двадцать штук Подберезкинских, – стал писать в блокноте Георгий. – Еще по семь – бонус. И что-то на организацию по мелочи, это, может быть, даже забудется. У тебя сколько было? Мне кажется, не больше штуки. Если разбиваем пополам, получается по 17 с половиной плюс-минус.

Он раздумывал, говорить ли про личную премию. А если говорить, захочет ли Слава ее вписывать в общую ведомость?

– Мне бы со своим разобраться, – сказал Слава.

– Не понял?

– Всё ты понял, Гоша. Ты работал с Подберезкиным, я – с Лидией.

Ага, сообразил Георгий, понятно.

– И много? – уточнил он.

– Нормально.

Снова помолчали.

Слава тряхнул головой и взлохматил волосы.

– Ладно, это всё цветочки, неполадки в пробирной палатке. Давай думать, как рассчитаемся с Асом. Там счет покрупнее: ему-то проект мы так и не сдали.

Георгий боялся, что шеф в какой-то момент позвонит. Он даже представлял, как именно телефон начнет жужжать и ползать по крышке стола, будто муха с оторванным крылом, а сам он будет стоять рядом, исходить по́том и не знать – брать трубку или нет. Он хотел выключить мобильник, но это показалось ему даже не дезертирством, а попыткой зажмуриться и спрятаться под стол.

И всё же, сколько бы Георгий ни сидел в напряжении, прислушиваясь, не завибрировала ли трубка, всё было тихо. У Аса не было к нему никаких вопросов, не было и желания потребовать немедленного отчета. От этого тоже становилось тоскливо. Георгий понимал: это шеф ждет его обращения. Объяснения. Может, даже ритуального двойного самоубийства – на пару со Славой. Оттягивать эту сцену вряд ли удастся долго – может, несколько часов, может – до завтра. Но не исключено, что времени еще меньше, поскольку как раз сегодняшние минуты стоят как биткоин в суперпозиции.

Вместо Аса через телеграм позвонил Слава. Георгий вздрогнул, с ужасом взглянул на экран айфона, но, поняв, что это такой же тайсентай, как и он сам, ответил.

– Ну что? – мрачно поинтересовался Слава. Собственно, это был не вопрос, а завуалированная жалоба на то, что никаких обнадеживающих новостей нет.

– Сам знаешь, – сказал Георгий и сбросил вызов. У него не было желания играть со Славой в доктора-психоаналитика.

Георгий попробовал представить, что́ скажет Ас, – и не смог. Шефа Конюшни ему приходилось видеть в ярости лишь дважды. Первый раз Ас внешне оставался холоден и даже будто немного замедлился (или это просто тот случай так въелся в память, что теперь протягивается только в замедленной перемотке?). Александр Сергеевич продолжал говорить и что-то писать, только время от времени поворачивая голову и сосредоточенно рассматривая дальний угол кабинета. В конце концов, он снял трубку рабочего телефона и надиктовал одну и ту же тусклую депешу нескольким людям – текст теперь было совершенно невозможно восстановить. Всё это закончилось разгромом РБК. Офис частично сгорел, погибших не было, но оказалось полно народу с ожогами.

Второй раз был, наоборот, громкий. Ас с перекошенным лицом, покрытый красными пятнами, как если бы ему вместо ботокса вкололи томатного сока, кричал на отдел аналитики и его начальника Мишу. Вроде бы кто-то из них слил отчет на сторону. Мишу прямо из кабинета забрала безопасность. Отдел передали Георгию, а сам Миша дематериализовался. После этого чего только ни болтали: и про труп, который нашли в Павшинской пойме, и про потерявшего память парня с проломленной головой, и про спецсизо мэрии. Георгий кривился от этих выдумок, пока однажды не наткнулся на «трудовую» Миши, которую тот так и не забрал. Он не стал никого расспрашивать, как так вышло, он решил, что имеющихся знаний ему вполне достаточно.