Сергей Кузнечихин - Где наша не пропадала

Она пару раз подходила, интересовалась, не устал ли ждать. Я бодренько отвечал, что готов хоть до утра. Из посетителей я один остался. Официантка рассчитала меня, но покинуть помещение не предложила. Смекаю, что моя красавица предупредила девушку.

Наконец дождался.

Елена Витальевна вышла из подсобки в плаще, в руке сумка, явно с продуктами. Я похвалил себя за сообразительность – дама сама позаботилась о том, чем накрыть стол. Она прошла мимо и легонько кивнула головой, подала сигнал. Выждал для конспирации пару минут и взял след.

Она ждала метрах в пятнадцати от парадного, отдала мне сумку, подхватила под руку, и потопали мы по безлюдным ночным улочкам. Плечо у нее мягкое, от прикосновения тепло по всему телу плывет. Она извинилась, что автобусы к ее дому не ходят, но успокоила, что идти не очень далеко. Для завязки разговора спросила, не смотрел ли я фильм «Осенний марафон». Посоветовала обязательно сходить, но не удержалась и стала пересказывать, очень живо, с выражением, но путано и я ничего не понял. Да и не тем голова была забита. Дорога, кстати, оказалась не такой уж и близкой. Возле подъезда Елена Витальевна забрала у меня свою тяжеленную сумку, извинилась, что не может пригласить в гости, у нее, дескать, не прибрано, генеральную уборку на субботу наметила, да и боится, что муж неправильно поймет. Чмокнула в щечку на прощание и попросила передать горячий привет другу, но имя Саблина вспомнить не смогла.

Да, чуть не забыл, пригласила меня наведываться в их ресторан. Очень радушно пригласила.

Гене повезло, когда я воротился в трест, он был уже в Забайкалье. Встретились аж через полгода. Я успел остыть.

– Что же ты, – говорю, – подлец, шутишь так бесчеловечно?

А он удивление изображает.

– Объект подготовил по всем правилам котлонадзора, – говорит, – а если сорвалось, значит, сам виноват или поторопился, или глупостей наплел, а она дураков сторонится.

Так серьезно отчитал, что я чуть было не поверил, но Саблин сжалился или комедию ломать поленился.

– Поинтересуйся у своего друга Анатолия Степановича, это он мне красавицу по акту передал. – Потом засмеялся и спрашивает: – Она тебе кино пересказывала?

– Пересказывала, – говорю, – «Осенний марафон».

– А мне – «Мачеху», да так выразительно, наверно, в девках мечтала в артистки попасть.

Похихикали мы, повздыхали, посетовали, что не осталось добрых женщин на Руси, и пошли искать пиво.

А после дюжины кружек Саблин вспомнил, что Анатолию Степановичу она пересказывала «Старшую сестру» и даже в гости его приглашала, обещала с мужем познакомить. Видимо, больше, чем нам, доверяла.

Снегу в Забайкалье мало и растительность небогатая, случалось – едешь, едешь, а вокруг только голая степь да лысые сопки, зато мужичков с кудрявыми биографиями хоть на рассаду бери, и не только декабристских отпрысков. В Хоронхое, например, мне показывали бывшую любовницу Рокоссовского, в Акатуе – старика, знавшего самого батьку Махно Нестора Ивановича, а приятель мой столкнулся в Усуглях с настоящим племянником дипломата Литвинова. Ну и тех, у кого свои приключения через край перехлестывали, – тоже предостаточно.

Приезжаю в Горный Зерентуй. Мест в гостинице, как всегда… Дежурная поахала, поохала, позвонила начальнице. Слышу, разговор о каком-то вьетнамце, дежурная вроде как не хочет к нему подселять, только непонятно, о ком она больше печется, чью жизнь боится усложнить. Жду. Не вмешиваюсь. После трехдневной дороги лишь бы носки снять и на койке вытянуться. Дежурная трубку положила, пожевала губы и с недовольной физиономией отправила меня к вьетнамцу.

– Иди, – говорит, – по коридору до конца и направо, только не шуми шибко, человек перед ночной сменой отоспаться должен.

Значит, пеклись не обо мне. Вроде и понятно, а все равно обидно. Вот, думаю, чума иноземная, даже во глубину сибирских руд проникла. Он – человек, а я кто? Дохожу до конца коридора. У торцевой стены – двухсотлитровая бочка. На черной воде качается алюминиевый ковшик с кривой ручкой. Перед встречей с важной иностранной птицей выпил для смелости ледяной водицы. Тронул дверь. Не заперто. В комнате две койки: одна – пустая, на другой – мужик в мятом костюме, голова под подушку спрятана. Возле койки сапоги кирзовые, замазанные серой грязью. Не очень аккуратный иностранец, думаю, и все-таки стараюсь угнездиться как можно тише, но он все равно проснулся. Подушку с головы стянул. Смотрю и ничего понять не могу. Рыжих хакасов я видел, они, кстати, у своих особым почетом пользуются, каждая хакаска считает за счастье родить от рыжего земляка. Но чтобы вьетнамец был с рыжими кудрями, да еще и голубоглазым? Короче, понятно, что вьетнамцы происходят от вологодских или псковских.