Мария Метлицкая - Осторожно, двери закрываются

Уже садилась в автобус, как увидела Камала. Тот еле успел, вскочил в почти закрывающиеся двери.

Салихат отвернулась к окну. Почему-то страшно смутилась и испугалась – вдруг сядет рядом? Соседнее место было свободным. Так и вышло – взяв билет, он устроился рядом:

– Не помешаю?

От смущения она так замотала головой, что он рассмеялся.

Дорога в город была длинной, час с лишним, и это если нет заносов, завалов, если с утра прошелся трактор и хоть кое-как ее почистил. Иногда бывало больше, как повезет. Декабрь стоял снежным, снег лежал плотный, спрессованный – из такого и снежок не слепишь, не говоря о снежной бабе.

Ехали медленно, осторожно – шофер был пожилым и опытным. А кому не дорога жизнь?

Народ сидел тихо, без разговоров, затаив дыхание, с опаской поглядывая в окно – все знали, как оно бывает: одно неосторожное движение, и всё. Аварий зимой случалось множество. Да и летом тоже – лихие кавказские парни любили повыпендриваться и погонять.

На полпути, возле придорожного кафе, остановились – туалет, горячий кофе или чай, кто что любит. Ну и просто размяться, потопать ногами, снять напряжение. Перевал проскочили, все живы и здоровы, впереди хорошая дорога, можно расслабиться!

Салихат выходить не стала – в туалет идти постеснялась, а значит, и кофе пить рискованно. Открыла книжку, прислонилась к окну и принялась читать. Камал глянул на нее, но ничего не спросил, просто вышел на улицу вслед за всеми. Она достала яблоко и глянула в окно – все потянулись к кафе, и Камал тоже. Она отругала себя: «Вот дура! Надо было идти с ним, зайти в кафе, взять кофе и присесть рядом. Там бы разговор и сложился! Тетеха я, вот кто! Разве так завоевывают мужчину?»

Увидев, как он разговаривает в кафе с какой-то девушкой, чуть не расплакалась. Минут через пятнадцать народ стал возвращаться. Шумно влезли в автобус, повеселевшие, перекусившие, расслабленные. Камал осторожно сел на свое место и протянул Салихат пакет и стакан – от кофе шел ароматный парок, а в пакете лежала сладкая булочка. От волнения она покраснела и закашлялась:

– Это мне?

– Конечно, вам, а кому? Или вы кофе не пьете? – Теперь растерялся и смутился он.

– Что вы, конечно, пью! И очень даже люблю! Даже больше, чем чай! – горячо принялась убеждать его она. – Большое спасибо!

Камал обрадованно улыбнулся:

– Ну слава богу, а то я уже испугался! А булочка? – Он снова стал серьезным. – Или надо было взять бутерброд с колбасой?

– Что вы! – с прежней горячностью заверила его Салихат. – Булочка – это то, что надо! Я обожаю булочки, честное слово! Меня так и папа зовет! – Сказала и снова смутилась: «Вот я дура! Какая ему разница, как меня зовет папа».

Пила кофе, осторожно, чтобы не падали крошки, маленькими кусочками откусывала булочку и думала: «А что это значит? Знаки внимания или просто доброе сердце?»

Он развернул газету – догадалась, чтобы ее не смущать. А потом он уснул. Откинул голову на спинку сиденья и – уснул.

Салихат смотрела на него, и сердце ее плавилось от нежности и печали. Вот бы так смотреть на него всю жизнь! Никогда бы не надоело. Вечером смотреть, перед сном. В полутемной комнате. Утром проснуться – и снова не отрываясь смотреть. Любоваться на его черные, сросшиеся на переносице брови, на бледное лицо в синеватой щетине. На впалые щеки, острые скулы. На мужественный и красивый, плотно сжатый рот. Провести бы рукой по его волосам – черным, в синеву, с чуть заметными нитями седины. Смотреть, разглядывать, замирать от восторга – всю долгую жизнь. И нет счастья больше.

И еще ей было его ужасно жалко. Неухоженный он, запущенный. Заброшенный. Вон, рубашка несвежая. Брюки помятые, без стрелки. Свитер с зацепками. Вспомнила про килограмм макарон и плавленые сырки и чуть не расплакалась. Но тут же отругала себя – какие дурацкие мысли, господи! Просто совсем неприличные мысли для девушки! Проснуться вместе, рядом, ее голова у него на плече, уткнуться носом в его теплое плечо, осторожно погладить, ну и все остальное. Стыдно-то как. Тряхнула головой, сбрасывая морок, и отвернулась к окну. И тут же почувствовала, как его голова опустилась на ее плечо.

Салихат замерла от восторга и страха. Застыла, как мумия. Так и сидела с каменной спиной, чтобы, не дай бог, не разбудить.

Проснулся Камал почти на самом подъезде к городу. И, кажется, ничего не понял – видимо, крепко спал. Протер глаза, посмотрел в окно и обернулся к ней:

– Ох ты! Уже подъезжаем? Ну ничего себе, а?