Ивлин Тойнтон - Современное искусство

Что правда, то правда, но от этого она кипятится еще пуще.

— Нина беременна, — как укор бросает она ему в лицо: теперь-то он должен понять, хотя, что он должен понять, ей не вполне ясно.

— Я что — и в этом виноват?

— Я не сказала, что ты виноват.

— В таком случае чего ради ты меня об этом оповещаешь? Это никакого отношения ни к чему не имеет.

Она никогда не замечала, что он такой нескладный — костлявый, угловатый. На сердце у нее не тяжело, напротив, до боли легко, оно минуту за минутой разбухает в груди.

Она все не уходит, и он спрашивает:

— Что с тобой?

— Ничего. Хочешь есть, спустись вниз.

— Спасибо.

— Пожалуйста.

Она понимает, что ее не пускает уйти не тоска и не все еще теплящаяся надежда, а то, что, пока их перепалка продолжается, ей удается отогнать страх. Когда она спустится вниз, Беллу уже увезут, а ее ждет поездка в больницу, дежурство в палате в конце коридора, трубки, мониторы и — воспоминания о матери. Она бы, не сходя с места, отдала десять лет жизни и все картины Пола да и Мэддена в придачу, лишь бы сидеть поутру с Беллой на кухне, как сегодня.

Только не это, не снова это, не эта мутотень, думает Белла, пока ее везут по коридору на холодной металлической каталке, как тушу, а у нее перед глазами мельтешит какой-то калейдоскоп. Потом каталка огибает угол, останавливается, ее задергивают занавеской. Она открывает глаза, в прогале занавески видит человека с чашкой в руке, воздух полнится запахом кофе, она задыхается и надолго проваливается во тьму.

Эрнест стоит в дверях кухни, хмуро смотрит на нее.

— Хочешь кофе?

— Не хочу. Ни кофе. Ни супа. Ни хлеба домашней выпечки. Что, по-твоему, ты делаешь?

— О чем ты?

— Думаешь, ты не даешь ему умереть, так?

— Что так?

— Где твой здравый смысл — тебе надо вырваться отсюда. В тебе говорит гордыня, не что иное, как гордыня, и ты сама это понимаешь. Если он вознамерился умереть, он непременно умрет. И тебе его не удержать.

— Почему ты так уверен?

— Если ты всерьез думаешь, что можешь его удержать, ты, очевидно, веришь, что обладаешь магической силой. Ну а раз ты можешь так мощно воздействовать на него вблизи, отчего бы и не издалека? Отчего бы тебе не совершать это чудо внушения на расстоянии?

— Даже если ты не хочешь кофе, я хочу.

— Он сейчас мчит черт-те где на машине, кстати, машину у него давно следовало отобрать. Не исключено, что он уже погиб.

— Не погиб.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю, и все тут.

— Тебе надо вырваться отсюда. Андреа Пул из МОМА восемнадцатого уезжает во Францию. Отчего бы тебе не уехать с ней?

— Денег нет.

— Да займу я тебе денег, тоже мне проблема.

— Я и так вся в долгах. И ехать с Андреа я не хочу: она меня заболтает.

— Ну так поезжай с кем-нибудь другим. Поезжай одна. Делай что-нибудь. Ты что хочешь доказать, что у тебя железная воля и поэтому торчишь тут?

— Как раз сейчас мне твои мудрые соображения не нужны.

— Ну а что тебе нужно?

Ей было даже жаль его. Он и впрямь думал, что она может сказать, что ей нужно; воображал, что есть нечто, о чем она может попросить, что существует какое-то упущение, и стоит только его восполнить, как все разрешится. Верил, что если подойти к делу разумно, то здравый смысл возобладает — точно так же вдова бакалейщика с их улицы верила в силу молитвы и навязывала ей какие-то захватанные брошюрки с выдержками из Нового Завета. Похоже, все знали, что есть панацея: психоаналитик-юнгианец, насыщенная витаминами диета, лечение с чередованием холодных ванн и апоморфина, которое просто-таки сотворило чудо с кем-то вроде Клея. Накануне она вошла в комнату, когда он говорил с девчонкой по телефону.

— Что на тебе сейчас, лапочка? — спросил он с ухмылочкой и, не прерывая разговора, подмигнул ей.

А по лицу его тем временем, как и всегда, ручьем текли слезы. Вот пусть Эрнест со своим здравым смыслом и разберется тут.

— Сказала же я тебе — хочу кофе. — И встала.

Он тяжело вздохнул.

— Жертвуешь бесконечно/ И каменным сердце станет, — сказал он, раскачиваясь на пятках. — Я наконец понял, что Йейтс хотел этим сказать.

— Ты уже уезжаешь?

— Не вижу смысла оставаться. Но помни, что я сказал. Обдумай мои слова.

Три недели спустя Клей привел девчонку домой, она вызвала полицию, и девчонку убрали. На следующий же день она заняла деньги и зарезервировала билет. И всю дорогу ей снилось, что пароход то взлетает на волнах, то обрушивается в ледяную глубь, поезд кренится и вот-вот сойдет с рельс, в доме занимается пожар, а она стоит на лужайке и смотрит, как он полыхает. Но такие сны донимали ее все лето, она больше не верила им, не верила, что они и вправду предвещают беду.