Дженни Колган - Шоколадная лавка в Париже [litres]

Лоран притянул меня к себе и крепко обнял. Я спрятала лицо у него на груди.

– Обещаю, ты больше не прольешь из-за меня ни одной слезинки, – шепнул Лоран мне на ухо.

– Поздно, – ответила я.

Я шмыгнула носом и прижалась к Лорану так крепко, будто никогда не собиралась отпускать. А потом он снова меня поцеловал. Тут из мастерской резко постучали по оконному стеклу. У Фредерика вид был встревоженный, а Бенуа, к моему удивлению, улыбался.

– Покупатели! – прокричал Фредерик.

– Иду! – встрепенулся Лоран. – За работу!

– Погоди, – остановила его я. – Что стало с твоей мамой?

– Она умерла. Опухоль мозга, – коротко ответил Лоран. – Мне было пятнадцать. Папа заплатил за лечение. Хотел везти ее в Париж, но она не желала быть обузой. А потом он перевез во Францию меня, устроил на стажировку, учил готовить. С той поездки я ничем другим заниматься не хотел – только делать шоколад.

– Но Тьерри твой шоколад не нравился?

– Да, – вздохнул Лоран. – Папу мучили угрызения совести, а мне, подростку, отчаянно хотелось сорвать на ком-то зло. Папа предлагал помочь мне с жильем. А маме не помог: она всю жизнь ютилась в убогой квартирке.

– Поэтому ты не взял у Тьерри деньги?

Повисла долгая пауза.

– Не думай, что ты сломал маме жизнь, – через некоторое время произнесла я. – Наоборот – ты принес ей счастье.

– Вот и мама так говорила, – буркнул Лоран. – До сих пор не выношу чертовы больницы. Зато папу, кажется, наконец простил.

Лоран обнял меня и посмотрел мне в глаза.

– Не знаю, как тебе это удается, Анна Трон, но с тобой я спокоен и счастлив, а без тебя мне грустно. Сам не понимаю почему.

Я помолчала. За свои тридцать лет эти слова я произносила неоднократно, но так искренне и чистосердечно – в первый раз, да простит меня Дарр и его многочисленные прыщи.

– Это потому, что я люблю тебя, – сказала я.

Обычно я не признаюсь в чувствах первой. Видно, свою роль сыграли переутомление, недавний выброс адреналина, да и просто разыгравшиеся нервы.

Но я действительно люблю Лорана, люблю сильно, крепко и отчаянно: даже когда он дуется, ворчит или дразнит меня. И кажется, влюбилась я в него еще с той первой поездки на мотороллере.

Лоран на некоторое время утратил дар речи и наконец произнес:

– Да. Да, точно. Наверное, в этом все дело. Я люблю тебя. Между нами любовь. Ну конечно!

Лоран шутливо шлепнул себя ладонью по лбу.

– И как я раньше не додумался?

Лоран сгреб меня в медвежьи объятия. Фредерику пришлось несколько раз гаркнуть сквозь стекло: «Покупатели!» – но даже тогда Лоран прервал поцелуй всего на секунду, и то лишь для того, чтобы прокричать в ответ:

– Ерунда! Главное, что мы любим друг друга!

И тут я осознала кое-что еще. Чувство такое, будто кто-то выключил постоянно играющее радио, к которому ты настолько привыкла, что перестала замечать. Вдруг все неприятные ощущения на месте отсутствующих пальцев ног исчезли. Они больше не чесались и не болели, их не тянуло и не дергало. Я перестала их чувствовать – и снова полностью стала собой.

Тьерри стоял у зеркала и завязывал галстук. В первый раз за долгое время воротник не впивался в шею. Элис подошла сзади и разгладила плечи рубашки.

– Ну что ты как наседка!

– Хорошо, – произнесла Элис и отвела взгляд. – Не буду мешать.

Тьерри повернулся к ней. Сегодня он отлично выспался и проснулся отдохнувшим и бодрым. Давно забытое ощущение. Но в глубине души Тьерри ужасно бесило, что его самочувствие улучшилось после отказа от вина и пирожных.

– Элис! – окликнул Тьерри, на этот раз мягко. – Ты же знаешь: в своей жизни я любил трех женщин. Одной нет в живых, вторая умирает, а третья – ты. Поэтому, прошу тебя, не сердись на меня сегодня.

Элис снова подошла к нему, провела пальцами по его все таким же густым волосам и зарылась в них лицом.

– Я очень боюсь тебя потерять, – призналась она.

– Не потеряешь, – пообещал Тьерри. – Честное слово.

Он повернулся к ней. Рубашка Тьерри была расстегнута, и Элис снова увидела свежий, яркий шрам на его груди.

– Я сделал так много… Вернее, нет. В жизни я сделал так мало! Возился со своим шоколадом и думал, будто этого достаточно.

Элис часто заморгала.

– Я был плохим мальчиком и не заботился о тех, кого приручил, – грустно улыбнулся Тьерри. – Как думаешь, смогу я теперь искупить свою вину?

Элис вспомнила все годы, проведенные вместе с Тьерри. Как она любила его, даже когда он превратился в толстого старика. Даже когда пришлось отказаться от планов завести детей: у Элис просто не было на это времени, все силы ушли на Тьерри и его дело. Даже когда она с болью в сердце следила за отношениями Тьерри и его маленького сына. Мальчик прямо-таки преклонялся перед отцом. Элис знала: некоторые люди жертвуют большим, чем другие.