Сусана Фортес - В ожидании Роберта Капы [litres]

Испания очаровала Эндре с первого взгляда. Бывали дни, когда он возвращался в пансион, падал, не раздеваясь, в кровать, слушал «Девчонку из Марчены» или Пепиту Рамос и чувствовал себя как дома. Эта страна напоминала Венгрию и уличной суматохой, и красным вином таверн, где с потолка свисали связки чеснока, и цыганскими танцами… Цыган, живший в нем, отдался этому народу без остатка, Эндре снимал испанцев так истово, словно хотел забрать их души. Закончив репортаж в Сан-Себастьяне, он направился в Мадрид, чтобы запечатлеть массовую демонстрацию, назначенную на 14 апреля в честь четвертой годовщины провозглашения Республики. В воздухе было разлито напряжение, и Эндре ощущал сдерживаемый накал страстей, ненависть к Испанской конфедерации независимых правых – коалиции, которая меньше года назад через своих представителей в правительстве организовала жестокие репрессии против бунтующих астурийских шахтеров. Эти раны еще не зажили, но политика не мешала испанцам с привычным размахом отмечать праздники. Например, Святую неделю в Севилье, куда Эндре прибыл поездом, вместе с тысячами других охотников до зрелищ: женщины в мантильях с гвоздиками в волосах, встречающие овацией статую Христа в Силах; шествия с пением саэт; кающиеся, похожие в своих капюшонах на членов ку-клукс-клана, всю ночь напролет зигзагами бродящие по улицам в дыму петард. Никогда раньше не приходилось ему видеть праздника, в котором так перемешалось бы сакральное и мирское. Все это Эндре наблюдал через объектив еще непривычным, поверхностным взглядом туриста, но с одному ему присущей хваткой: танцовщицы в юбках с оборками, отбивающие каблуками яростную дробь на апрельском ветру, молодые господа на верховой прогулке, председатель правительства Алехандро Леррус в карете, запряженной лошадьми в нарядной андалусийской сбруе, буянящие пьянчуги, туристы, кошки на крышах, крытых жестью, старик, точащий нож о дверной косяк, а рядом маленький тюк, покрытый мешковиной, из-под которой высовывается смуглая головка спящей цыганской девочки. Преддверие войны.

«Ты должна узнать эту страну», – писал он Герте, не ведая, что скоро она исколесит Испанию под огнем зениток, единственным живым огнем среди угасших огней городов. Жизнь непредсказуема. Но Эндре не мог знать этого тогда, описывая свои впечатления на ломаном немецком, присев за столик в Американском баре отеля «Кристина», почесывая подбородок с двухдневной щетиной, без рубахи и без единой монеты в кармане, еще не отойдя от ночной пьянки. «Иногда я по тебе скучаю», – нацарапал он в конце письма.

Тем он и покорял всех на свете, безрассудный эгоист, немного фантазер. И немного бабник. На этот счет Герта не заблуждалась.

– Иногда… – повторила она про себя, перечитывая письмо. – Вот же придурок.

Она замерла перед дверью с ключом в руке. Замок был выломан, на полу валялись щепки. Не успев еще ни о чем подумать, она отметила, как бьется жилка в левом виске – знак неясной тревоги, как на улице, когда ей чудились шаги за спиной. Герта напряглась, как тетива лука, охваченная первобытным ужасом зайца, почуявшего охотника. Она так часто рисовала в своем воображении эту картину, что, увидев ее в реальности, совсем растерялась. Страх жил в Герте с тех самых пор, как она переступила порог камеры на Вехтерштрассе. В ушах глухо стучало, будто в барабанные перепонки бил прибой. Что-то похожее Герта чувствовала, ныряя в озеро, – можно расслышать биение крови в жилах, но ни один звук из внешнего мира не проникает под воду. Позови ее кто-нибудь сейчас, она не расслышала бы собственное имя. А возможно, и выстрел.

Инстинктивно прижав сумку с камерой к животу, Герта потихоньку толкнула дверь ногой.

– Руфь? – позвала она. – Ты здесь?

Пока Герта шла по коридору, сознание кусочек за кусочком собирало картину произошедшего: взломанный замок, обрывки бумаги, кучи разбросанных по коридору разодранных книг, сорванные со стен фотографии, осколки разбитой хрустальной вазочки, вывернутые ящики комода, бусинка ее янтарного ожерелья на полу посреди комнаты, свастики на стенах. «Вонючие жидовки!» Вечная история… В квартире стоял странный запах. Герта услышала, как на кухне булькает кипящая вода. За секунду до того, как поднять крышку, она догадалась, что увидит. В кастрюле со свернутой шеей и высунутым языком плавал Капитан Флинт. Она не закричала. Только погасила огонь и закрыла глаза. От сдавивших горло стыда и унижения Герту замутило. Срочно нужна была сигарета. Она сползла на пол и закурила, подогнув ноги, подперев лоб ладонью, прислонясь спиной к стене со свастикой. Внезапно Герте стало ясно, что это никогда не прекратится, что всю жизнь так и будет. Черное или белое. Да или нет. С кем ты, во что веришь, кого ненавидишь. Кто убьет тебя. В голове звучало глухо, будто пилой по живому: «Je te connais, je sais qui tu es».