Денис Драгунский - Соседская девочка

Когда Вера рассказывала об этом Сереже и показывала ему фотографии – у нее целый альбом был в компьютере, – он кивал, говорил «ага, здорово, очень интересно», но она видела, что на самом деле ему не интересно ни капельки. Даже, может быть, противно. Почему? Ведь Вера всегда его расспрашивала о работе, о делах, клиентах, судах, и даже о разных высоких материях вроде психологии права, и вообще о Праве с большой буквы, в отличие от закона с маленькой, – и Сережа отвечал охотно и подробно, а вот ей никаких вопросов о ее работе не задавал. Ни про ее клиенток, женщин, мечтающих о высокой груди, гладкой коже и носике без горбинки, ни про Фрейда или Выготского, хотя она про них тоже могла поговорить. И уж тем более про Жолтовского и Бурова. Наоборот! Однажды он даже разозлился:

– Почему у тебя глаза горят, только когда ты смотришь на неживые камни? – она как раз перекачивала новые картинки к себе в альбом с сайта «Старая Москва».

– Это не камни, – отшутилась Вера. – Это деревянные домики на Скаковой улице.

– Все равно! Это неживое! Мне иногда кажется, что ты любишь неживое гораздо сильнее.

– Сильнее, чем что?

– Ну, всё, всё, прости, – он обнял ее, они поцеловались, но она запомнила.

Зазвонил мобильный. Сережа, его имя высветилось.

– Да! – ответила Вера. – Слушаю.

Оказалось, он выронил и вдребезги расколол мобильник. Добежал до магазина, купил новый, вставил симку и вот звонит.

Прошло всего пятнадцать минут. Даже странно.

А ей показалось, что прошло всё.

«Выронил, потому что руки дрожали? Интересно», – подумала Вера.

– Я хочу сказать тебе одну очень важную вещь. Очень важную. Надеюсь, – зачем-то засмеялся он, – ты меня поймешь. Я свободен. Я прошу тебя быть моей женой.

– Понятно, – сказала Вера.

– Ты меня любишь?

– Да, – сказала она. – У нас билеты на который час?

– На половину третьего. На четырнадцать тридцать пять. Я сейчас приеду.

– Хорошо, жду.

Она нажала отбой и стала одеваться. Надо было еще зайти домой, взять чемодан, который она еще позавчера собрала.

Приехали в Ярославль.

Катя и Саша вдвоем встречали на вокзале. У них была квартира в самом центре, окнами на Ильинскую площадь, и два шага до знаменитого променада на Волге. Приехали, расположились, переоделись, сели ужинать. Немного выпили. В другой комнате зазвонил Сережин мобильник, он вышел. Катя шепнула Вере:

– Ну что? Развелся?

Вера кивнула. Катя показала большой палец, что-то сказала на ухо Саше – наверное, чтобы он позвонил в ЗАГС, он ведь обещал, что их распишут в один миг.

– Сделаем! – сказал он. – Завтра скажу девчонкам.

Вернулся Сережа. Сказал, что звонила его дочь, и он ей всё объяснил, и она его поняла.

– Она взрослый, умный человек, и я уверен, что вы подружитесь, – он обнял Веру.

– Что это она поняла?! О чем вы тут вообще?! – громко и весело спросила Катя.

– Я развелся, мы с Верой женимся! – сказал он.

– Ура! – хором закричали Катя и Саша.

Утром Вера увидела в окне зеленые купола и две колокольни Ильинской церкви. Потянулась, зевнула.

Сережа стоял у окна. Обернулся. Спросил негромко, почти шепотом:

– Сегодня как-то по-новому, да?

– Да, – кивнула она. – Да, конечно.

Ей было странно смотреть на него голого. Он стоял безо всякого стеснения, но и без вызова, просто стоял голый, и всё. Она тоже на него смотрела без смущения и без желания. Он был в короткой футболке и почему-то в носках. В светлых и мягких ночных носках – наверное, он их взял с собой. Как галстук позавчера вечером. Галстук, чтоб идти разводиться, носки для спанья с новой, можно сказать, женой. Странно, что она не заметила. Да, конечно! Они же не спали вместе, не спали в самом простом смысле слова – они встречались в гостиницах, а проводить вместе ночь и просыпаться – это было только в этой замусоренной квартире его приятеля, несколько раз, – но она не помнила, надевал ли он носки перед сном, когда они там ложились спать… Кажется, нет. Про последнюю ночь в гостинице она точно помнила, что нет, не надевал. Потому что тогда она была его любовницей. А сейчас уже практически жена. Поэтому и носки надел. Этак семейно. Почему? А разве непонятно? Если мужчина ради тебя ушел от жены и оставил двоих детей – ты, как благородная женщина, должна выйти за него замуж.

«Майка смешно сидит на нем, – подумала Вера. – То есть майка сидит обыкновенно, и носки тоже, а выглядит это смешно. Голый мужчина сорока семи лет в майке чуть ниже пупа и в мягких бежевых носочках стоит у окна, а за окном виднеется Ильинская церковь. Надо будет погулять вокруг и зайти вовнутрь. Там хорошо. Там вся Библия в картинках, по всем стенам».