Александр Карнишин - На самом деле

Всякая фантастика сразу уйдет — реальная жизнь начнется.

Лёха поднырнул под яркую полосатую ленту, окружающую дом, отмахнулся от подскочившего медика в халате и марлевой маске, показал из своих рук паспорт милиционеру, и, насвистывая, неторопливо двинулся на рынок.

Он подошел ко мне, одиноко пьющему свой дежурный кофе за стеклянной витриной придорожной «Шоколадницы». Зал для некурящих был пуст по утреннему времени, но он подошел именно ко мне. В этом своем дурацком зеленом пальто. С лысиной во всю голову. С розовыми старческими щечками. Да, и еще у него было малиновое шелковое кашне, завязанное на шее хитромодным узлом.

— Позвольте?

Я никогда не мог отказать, раз человек имеет право. Ну, выбрал он себе именно этот столик. А может, он завсегдатай здешний, и это я как раз на его месте сижу?

— Прошу…, - повел рукой, стараясь не смотреть ему в глаза, не вызывать на разговор.

— Холодно-то как сегодня.

— Да, не по-весеннему…

— А вы у нас, вижу, впервые?

Я заглянул в чашку, допил кофе, стараясь не глотнуть муть, которую никак нельзя было принять за гущу. Сосед не унимался:

— Я все прекрасно понимаю. Пришел тут какой-то… В зеленом, понимаешь, пальто… Вопросы задает… Неприятно. Да?

— Нет-нет, что вы! — все-таки вбили в меня с детства уважение к старикам.

— А я вовсе и не старик, между прочим.

— Что?

— Да это я так просто, развлекаюсь, мысли ваши читаю. Вас же иначе ничем не пронять, атеистов последовательных. Так?

Сумасшедший? Хотя, сколько книжных историй начиналось вот так, с кафе, случайной встречи.

— Да-да, совершенно случайной — я это специально подчеркиваю — встречи, — тут же озвучил он мои мысли, расстегивая пальто и развязывая кашне. — Ладно вам, не замирайте, как лягушка перед удавом! Мало ли, чего в жизни случается. Особенно, если ваша точка зрения на бесконечность верна. А?

— А? — ой, как же глупо я, наверное, выглядел…

— Ага, дурак-дураком… А ведь с двумя высшими. Ой, прошу прощения, с двумя с половиной.

— Послушайте…

— Что мне от вас надо? Ну, ничего оригинальнее вы, конечно, не придумали. Мне от вас ровным счетом ничего не надо. Вот вам от меня…

— Мне?

— Ну, не ему же! — махнул он в сторону официанта, подносящего ему высокий бокал с торчащей из него соломинкой с цветным веселеньким зонтиком.

Официант молча поставил бокал и так же молча растворился в тумане входа в зал для курящих.

— Ну, так как? Будем говорить? — уже откровенно смеялся неожиданный сосед.

— Будем…, - начал было я отшучиваться.

— Отвечать? — закончил он за меня и рассмеялся в голос. — Знаете что. У вас, я вижу, есть время. У меня — настроение. Ну? Чего вам терять?

У меня действительно было еще почти два часа, которые я совершенно не знал, как провести. Пить кофе больше не хотелось. Что покрепче — рано. И вообще… Действительно, что мне терять? Тут тепло. Никто никуда не гонит. И дедок не вредный такой, а сама эта встреча выглядит загадочной и интересной.

— Вот и славненько. Главное — ваше личное согласие.

— Но я же молчал!

— А что, молиться или обещания давать или еще что — только вслух надо? С чего вы это взяли, молодой человек?

— Ну, там еще…

— Ага, договор на пергаменте и кровь на подписи. Как же, читали. Вот же идиоты — эти ваши писаки. Но ладно, хватит болтать. У вас — время. У меня — настроение. А не потрудиться ли нам, джентльмены!

Он взмахнул руками, рукава странного пальто как-то вдруг оказались даже слишком широкими, закрыв мне весь свет…

Я с отличием окончил политехнический институт и попал по распределению в далекий Нефтеюганск. В начале девяностых правильно вложился, потом еще и кое-что купил, а кое-что, наоборот, продал. Потом был период некоторого напряжения, когда приходилось ходить с охраной и дергаться на каждое резкое движение… А потом вдруг и сразу было богатство и деньги, которые шли к деньгам. Бизнес развивался. Весь мир, казалось, был у моих ног… Пока однажды охрану не оттеснили в сторону форменные фуражки, а меня не проводили в камеру.

Теперь я был знаменит. Мои письма публиковали в популярных изданиях. На беседу со мной приезжали издалека.

А я шил рукавицы. Выполнял норму и считал, сколько дней осталось до свободы.

Ха! Я все-таки вылетел из того института. Ну, не могу я понять этой теоретической механики. Не мое это. Молчи, мама, армия — это совсем не страшно!

Потом были Омск, два года срочной, контракт на сверхсрочную в ближнем Подмосковье. А потом наступил декабрь 1979 года, и мы, несколько молодых и умелых идиотов, писали рапорта с просьбой направить нас туда, куда нельзя посылать молодежь.