Юлий Квицинский - Отступник

Заседание пленума, как обычно, началось многословным и бестолковым выступлением Горбачева: “С одной стороны. С другой стороны. Надо, однако, идти вперед. Появились трудности. Нужны нестандартные подходы и взвешенные решения”.

Потом пошли выступления. Тоже по большей части без царя в голове. Дело в том, что выступать на пленуме — это не только себя показать, но еще и что-нибудь попросить. Секретарю обкома позарез нужны еще 150 автобусов, у него коммунальный транспорт на последнем издыхании. Министру нужны фонды. Без них он скоро пузыри пускать будет, а Госплан вместе с Рыжковым фондов не дает. И наплевать секретарю обкома или министру, что собрались будущее Советского Союза обсуждать. Они про свое наболевшее. А что? Разве, если автобусы дать или фонды выделить, Советский Союз не укрепится? Укрепится, да еще как! Так что пускай себе Генеральный про Фому, а мы все же про Ерему. Занесут наши просьбы в протокол пленума ЦК. А раз занесут, то обязаны будут разобраться. Глядишь, что-нибудь области или министерству, в конце концов, и обломится.

Но не все, конечно, говорят так. Много выступлений тревожных. Мало кто прямо критикует Горбачева. Кто боится, кто стесняется. Но вот пошел на трибуну руководитель Союза писателей Карпов. Он бывший фронтовой разведчик. Говорит: “Михаил Сергеевич! Не то ты делаешь! Партия парализована. Союз на грани развала. Запад тебя хвалит, а ты уши развесил. Ну возьми же себя в руки. Ну найди же в себе силы признать, что дальше отступать некуда. Не потому я тебе это говорю, что враг я твой. Наоборот. Хочешь, прислонимся друг к другу спинами, как на фронте, и будем вместе отстреливаться до последнего. Ты только пойми, что нельзя так дальше, уразумей, наконец, за какую страну, за какую партию, за какой великий народ отвечаешь”.

В зале шум. За Карповым один за другим поднимаются люди и говорят одно и то же: пути назад нет, перестройку нельзя объявить законченной, но надо перестройкой руководить, надо видеть возникающие опасности и действовать, а не плыть по течению.

Горбачев ерзает в президиуме, краснеет, всем видно, что злится. Но старается ораторов не прерывать. Понимает: начнешь прерывать, отпускать реплики, зал поймет, что занервничал. А он спокоен, он уверен в том, что делает все правильно. А если кто сомневается, то пусть уйдет с корабля. Так будет честнее перед собой и партией.

Объявляется перерыв. Народ, возбужденно судача, идет вниз в подвал перекусить. Там накрыты столы с бутербродами, сосисками, пирожками. Хочешь супу, бери кубик концентрата куриного бульона. Официант нальет тебе в чашку кипятка. Вот тебе и бульон с пирожком. Одним словом, на столе все: и первое, и второе, и третье. Чай или кофе по желанию.

Народ стоит у столов и перекусывает наскоро. Заодно обсуждаются, походя решаются многие государственные проблемы. Договариваются между собой министры, военные, дипломаты, работники творческих союзов. В этом подвале сейчас все, кто что-то значит и что-то может в огромной стране, на которую все еще с уважением и страхом смотрит мир. Спроси сейчас громко, какие вооружения войдут в строй в ближайшие год-два, и тебе тут же объяснят со знанием дела. То же самое и про балет, и про науку, и про внешнюю политику, и вообще про все, что происходит в Советском Союзе. Серьезное это собрание — пленум ЦК. Мог бы быть нашим парламентом. Да нет, больше чем парламентом. В парламенте обычно собираются люди, не отвечающие за последствия того, что говорят. Одни говорят, другие делают, третьи судят, кто прав, кто виноват. Так у них там, на Западе. А здесь все вместе и теоретически никто не может прятаться за чужую спину. Но, конечно, на самом деле, прячутся, интригуют, врут, ловчат. Да и не хочет цековское начальство давать пленуму реальную власть. Пусть поговорят, выпустят пар и по домам едут, а ЦК во всем разберется, обобщит замечания, сделает выводы, подготовит проекты постановлений Политбюро или секретариата ЦК. Так, конечно, и на сей раз будет. В конце концов, все в руках Генерального. Пока он сидит на своем месте, ничего не изменится. А Горбачев будет, конечно, сидеть и дальше. На переправе коней не меняют. Да и нету у него серьезных конкурентов.

Вздохнув, Андрей подходит к столу прибалтов. Они опять держатся особняком, да и к ним никто подсоединяться не хочет. Андрей знает Бразаускаса, Палецкиса. Хорошие ребята в прежние времена были. А может быть, и остались таковыми. Трудно взять в голову, что люди, всю жизнь отдавшие Союзу ССР, выходцы из семей подпольщиков-коммунистов, могут хотеть развала Советского Союза. Конечно, в той же Литве много буржуазных националистов. То, что они против Советского Союза, понятно. Чего от них иного ожидать? Они были против России еще со времен Петра I. Но эти-то товарищи по партии? Или они вовсе никакими товарищами нам никогда и не были? Всю жизнь лукавили и лицедействовали?